Во времена фараонов

Морэ Александр

Это открытие вызвало в нем некоторое разочарование: он рассчитывал открыть могилу самого популярного из богов-царей, того Осириса, который стал впоследствии покровителем Абидоса, «однако надписи гласили о двух богах, тогда как он надеялся найти лишь одного».

В следующем году (1897–98 гг.) четвертый холм, для которого наступила очередь, дал множество обломков, относящихся к более новой эпохе, с посвящениями Осирису: не приближались ли к пресловутой могиле Осириса, которая, по преданию, находилась в Абидосе? Три условия, по Амелино, были необходимы, чтобы искомый памятник можно было отождествить с могилой Осириса: предание гласило о множестве могил или плит, расположенных кругообразно; не менее прославленная лестница должна была вести к гробу; знаменитая реликвия, голова Осириса, должна была находиться там, заключенная в раку. Действительно, среди многочисленных могил 2 января 1898 г. было открыто кирпичное строение 12 м длины. Оно

было наполнено огромными кувшинами; у южной стены находилось смертное ложе из гранита, в 1 м 80 см длиной, на нем лежал Осирис, увенчанный короной, облаченный в саван, со скипетром и бичом в руках. [106] У правого плеча можно было прочитать его имя, «Осирис, Существо Благое с голосом животворящим»; в изголовье и у ног бодрствуют четыре сокола, «Хоры, охраняющие своего отца», пятая птица, Исида, опустилась на тело своего супруга. Ложе окружено посвящениями «Осирису Хентаментиу, Владыке Абидоса»; имя царя-жертвователя было разбито и не поддавалось чтению, но художественный стиль и редакция Царского протокола не позволяют отнести памятник за пределы первого Фиванского царства (около 2500 г. до н. э.), а возможно, что он еще менее отдаленной эпохи.*

Амелино нисколько не усомнился в том, что нашел могилу Осириса, и продолжает еще обозначать памятник этим именем. Правда, погребальное ложе, действительно, не в античном стиле, но ведь позднейшие цари могли обновить первоначальный мавзолей. Наконец, последнее доказательство: найдена была только одна-единственная часть скелета – череп, который «не мог не быть черепом Осириса».

Последний довод был решающим в определении могилы бога-царя. Следствием этого явилась новая очевидность: памятник, открытый годом раньше, принадлежал преемнику Осириса, его брату Сету, который умертвил его, и сыну его Хору, который за него отомстил. Царское имя с борзой собакой Сета и соколом Хора обозначало Сета и Хора, примирившихся и поделивших Египет между собой – представление, согласующееся с одним из дошедших преданий о божественных династиях. Так установилась теория, в силу которой «божественные династии твердыми шагами вступали в историю».

В настоящее время у этой теории нет больше приверженцев. Допускают, что погребальное ложе есть поминальный памятник позднейшего стиля, который, быть может, возобновляет более древний мавзолей. Масперо в 1898 г. высказал мысль, что место, на котором лежит Осирис, «могло быть первоначально могилой монарха из Тинисской династии». Действительно, найденные там кувшины помечены именем Нового Хора, царя Джера: это и был истинный обладатель могилы, ставшей впоследствии местом часовни Осириса. Что касается «черепа Осириса», исследование, произведенное специалистами, показало, что это вовсе не человеческий череп. Двойной титул, начертанный в виде сокола и борзой собаки, обозначавший, по мнению Амелино, Хора и Сета, нашел достоверное историческое объяснение. Это одно из развитий имени, которое принимает фараон как наследник божественных династий. Некогда Сет и Хор поделили Египет; фараон, царствуя над обеими половинами разделенной ими страны, и носит имена обоих своих божественных предков. Иногда царицы получают следующее имя, которое уяснит всю эту аллегорию: «Та, что зрит своего Хора и своего Сета», т. е. царя, который их заменил. Для историков могила Осириса есть не что иное как могила царя Джера; могила Хора и Сета – царя Хасехемуи. Памятники, открытые Амелино, нисколько не утратили своего громадного интереса; они выиграли с переходом из области вымыслов в область действительности.

К концу своих раскопок Амелино, впрочем, вернулся на почву исторической правды; он нашел последнее здание, состоявшее из комнат с уцелевшими бревенчатыми потолками; всюду сосуды из камня и меди, плиты, крышки кувшинов. Вырезанное на них имя было именем царя Перибсена, знакомое уже по одной плите, сохранившейся в Каире, где оно стоит рядом с именем царя Хетепсехмуи, по спискам относящегося ко II ”человеческой” династии. Пятый курган Ум-эль-Хааба не дал ничего важного. Но открытие памятника Перибсена увенчало раскопки Амелино: цари Абидоса оказались царями Тинисских династий.

Одновременно стали появляться подтверждения этих заключений в других местах Египта. Де Морган внимательно следил за раскопками в Абидосе, которые позволяли связать документы неолитического века с исторической эпохой: он впервые опубликовал царские имена, любезно сообщенные ему Амелино. По соседству с неолитическими средоточиями Балласа и Туха, между Абидосом и Фивами, он сам в марте 1897 г. расчистил остатки памятника, который показался ему современным абидосским зданиям. Это прямоугольник в 54 метра на 27, очень тщательной работы, заключающий один главный покой с остатками обожженного скелета и 16 боковых комнат, полных сосудов и всевозможных вещей, перечень которых занимает больше четырех страниц. Все это было покрыто толстым слоем пепла: вся гробница, подобно многим из царских могил Абидоса, была предана

пламени, бушевавшему с такой силой, что сосуды из гранита, порфира, мергеля остеклились, а кирпичные стены толщиной в 40 см прокалились. Кувшины для припасов и другие предметы помечены именем царя Аха, уже знакомым по обломкам, найденным в Абидосе.

Эти открытия, расширявшие территорию, занятую архаическими царями, подверглись обсуждению на конгрессе ориенталистов в Париже в сентябре 1897 г. Один из молодых ученых, представитель германской египтологии Курт Зете, ныне профессор в Геттингене, сообщил, что он нашел на некоторых обломках сосудов, опубликованных Амелино, царские имена трех царей I династии такими, как они даны в списках фараонов; до сих пор имена эти, соответствовавшие «Миебису, Усефаису и Семемпсесу» Манефона, ускользали от проницательности египтологов благодаря своему архаическому начертанию. Несколько недель спустя Масперо предложил признать имя «Менес» в иероглифическом знаке «Мен», которому предшествовали царские титулы. На дощечке из слоновой кости, покрытой загадочными изображениями, [107] рядом с именем Хора стояло Аха. Одновременно (25 ноября 1897 г.) перед Берлинской академией Борхардт ввел точно такое же чтение. Это отождествление и было принято всеми египтологами по техническим соображениям, которые здесь невозможно привести вкратце. Из того, что картуша Аха найдена в Абидосе, вывели заключение, что цари Абидоса были наследниками царя Нагады, Аха-Менеса; это совпадает и с выводами Зете. В конце 1897 г. было доказано, что Амелино и де Морган нашли по меньшей мере четырех царей I династии из тех восьми, о которых упоминает Манефон, и, быть может, самого баснословного Менеса, первого из фараонов.

Эти неожиданные данные были пополнены раскопками Куибелла в одной из старейших известных нам местностей Египта – Гиераконполе, Соколином граде, на полпути между Фивами и Элефантиной. [108] Под развалинами одного святилища XII династии обнаружена группа из пяти маленьких комнат, построенных из кирпича, где лежало множество приношений по обету времен первых династий; большая часть была помечена именем царя Нармера, которое уже встречалось в обломках из Абидоса. Имя так называемых царей Хора-Сета, Хасехемуи, красовалось на роскошных косяках гранитных дверей; две статуи доставили картушу нового царя Хасехемуи; иные предметы восходили до VI династии. Все находки были исключительной красоты; вероятно, мы видим здесь все лучшее, дары по обету, принесенные в храм.

Число царских имен все возрастало. Питри увеличил его еще, возобновив раскопки в Абидосе с 1899 по 1900 гг., на том самом месте, которое использовал и забросил Амелино. Вся выкопанная земля была просеяна, здания осмотрены заново, курганы тщательно обследованы до малейших подробностей. Появилось два новых здания; в одном лежала большая плита с именем царицы Меритнейт, по всей вероятности, жены Аха; другое, по-видимому, принадлежало царю Анеджибу. Но главная добыча Питри заключалась в крышках кувшинов, дощечках из слоновой кости и обломках ваз, помеченных царскими именами, чем пренебрег его предшественник. Изречения, вырезанные на этих документах, показали, что «имена Хора» Ден, Анеджиб, Семерхет принадлежали тем же самым лицам, что и «царские имена», уже опознанные Куртом Зете, а именно Миебис, Усефаис, Семемпсес. [109] Итак, эти шесть имен принадлежат лишь трем фараонам. Зато появилось несколько имен Хора, до сих пор неизвестных. И вот египтологи, горевавшие о полном отсутствии документов, относящихся к первым династиям, теперь очутились в затруднении благодаря обилию царских имен, число которых значительно превосходит данные списков классической эпохи. [110] Какой же можно сделать отсюда вывод? Или составители этих списков и книг сами не знали всех имен, которые мы нашли, или же сделали из них выбор, причем нам не известно, в силу каких соображений оказывалось предпочтение тому или другому царю.

С 1900 г. ход открытий замедлился и стал правильнее. Новые имена реже появляются из-под земли, хотя всегда возможны непредвиденные находки. Зато рассеялось еще одно заблуждение: не следует больше считать, что цари первых династий владели мелкими территориальными областями. Раскопки и исследования Масперо и Барсанти доказали, что тинские цари занимали местности Мемфиса и Саккара; труды Вейля обнаружили наличность памятников царя Семерхета в синайских рудниках, разработка которых восходит к I династии. Таким образом, тинисское господство простиралось над всем Египтом.

* * *

Тинисская цивилизация существенно отличается от культуры неолитического века своими новыми элементами, которые немногочисленны, но крайне важны: употреблением металла, строительным искусством и знанием письменности. Невозможно предположить, чтобы местное население так внезапно достигло таких значительных успехов; эти гончары, эти ваятели не могли превратиться в кузнецов и каменщиков Абидоса и Нагады. Мы должны допустить, что нашествие внесло в Египет новую народность, египтян исторической эпохи.