Во временное пользование
Шрифт:
Прямо к закрытой квартире, где уже проживали чужие люди.
Дом, бизнес, земли, что сдавались в аренду – все было продано. Кирилл появился один раз. Выглядел спокойным и каким-то… Просветленным, что ли. На все вопросы нес какой-то непонятный бред о несущественности материального и постижении гармонии.
А потом и вовсе пропал.
Заявления в полицию ничего не дали. Там просто не увидели состава преступления.
Я осталась ни с чем. В родном когда-то, но теперь таком враждебном городе, где меня знали, помнили…
И не любили. Потому что всегда была
По крайней мере, так мне дали понять на одном из благотворительных приемов, куда пригласили, памятуя о моей профессии и бывшем положении в обществе.
Я помнила свою растерянность, свой страх. И презрительные взгляды окружающих. Бывших одноклассников, богатых детей богатых родителей. Деятелей культуры, которые раньше так хвалили мое творчество, звонили, писали, приглашая на какие-то выставки, какие-то промо-акции, считая знаменитостью, добившуюся успеха за рубежом.
Я шла на тот прием с намерением попросить помощи, инициировать пересмотр договора о купле-продаже. Ну очевидно же, что брат подвергся влиянию! Неужели, никто этого не видит? Неужели, никому нет дела, что вот так, в двадцать первом веке, прямо в крупном областном центре, в городе, входящем в десятку первых по численности городов в России, расположилась секта, заманивающая в свои сети людей? Обирающая их? Как такое может быть?
Происходящее казалось дикостью. И особенно диким было то, что все, кажется, знали про ситуацию с Кириллом, но никто не собирался ничего делать!
Я, поговорив с несколькими, вполне серьезными людьми, занимающими хорошие должности в городе, поняла, что все впустую. Конечно, мне улыбались. Конечно, мне обещали посмотреть и даже подумать, что можно сделать. Но реальность была ужасна.
А еще ужасней все стало, когда я услышала разговор двух мужчин, с которыми совсем недавно общалась, просила помощи.
Я как раз вышла на балкон, спрятавшись за балюстраду, закурила.
Услышала мужские голоса, шагнула в тень, потушила сигарету.
– Ты видел Корееву?
– Да. Выросла девочка.
– Что думаешь?
– Пусть побегает. Потом пригрею.
– Эй, я первый!
– Посмотрим…
Они уже давно ушли.
А я так и осталась стоять, привалившись к холодной стене и сжимая в кулаке потухшую сигарету.
Эти двое мужчин, приятели моего отца, совсем недавно по-отечески утешали меня, клали ладони на плечи. Говорили о том, что сделают все возможное. Смотрели в глаза.
Я почувствовала внезапную резь в животе, еле успела согнуться, и меня вытошнило выпитым шампанским в куст сирени.
Потом вытерла губы, постояла, подышала. И пошла прочь.
Гордо выпрямив спину.
И твердо решив добиться своего.
Вернулась в гостиницу. Выкурила полпачки сигарет. И нашла самый легкий и реальный способ достать.
Сейчас эра интернета! Если поднять крик на весь мир, то неминуемо обратят внимание на происходящее компетентные органы, которых еще не прикормили «Дети Неба»! Это здесь,
Надо написать!
Надо найти способ!
И я нашла. Именно с помощью своих иностранных друзей подняла крик, начала собирать подписи на повторное рассмотрение дела, в нескольких уважаемых интернет-издательствах появились статьи по моей теме.
Потом позвонили из прокуратуры родного города, пригласили на беседу.
Я пришла с включенной камерой смартфона.
Толку от встречи не было, но все опять попало в интернет.
Короче говоря, я начала полномасштабную акцию по возврату своего брата и своего имущества. И делала это с воодушевлением.
А потом…
Потом мне позвонили.
Когда рушится мир.
– Ульяна? – голос говорившего был тихим и каким-то… Безжизненным, что ли… – Вы развили серьезную активность.
– Кто вы? Представьтесь! – я тут же нажала на значок специальной программы, позволяющей записывать разговор.
– Это неважно. И можете отключить программу записывания. Ничего особенного я вам не скажу. Это просто беседа. Дружеская.
– Слушаю.
– Пока вы развлекаетесь, борясь с ветряными мельницами, ваш брат расстраивается. Это был его осознанный выбор, и ему становится очень не по себе, когда он видит, что вы хотите разрушить его жизнь…
– Дайте мне поговорить с Кириллом, – потребовала я, уже понимая, что имеет в виду собеседник.
– Он не хочет с вами разговаривать. Он расстроен. Так сильно, что ему стало плохо с сердцем. Мы вызвали врача, лечим его. Наш брат нам дорог! А вам , похоже, нет…
– Прекратите! Дайте мне с ним поговорить! – я вышла из себя и закричала.
Но голос был издевательски спокоен:
– Не надо кричать. И , если хотите , чтоб вашему брату стало лучше, стоит прекратить делать те глупости, что вы делаете. Это последнее предупреждение.
Собеседник отключился, а я еще долго сидела в ступоре.
Ситуация повернулась так, как я и не рассчитывала.
Отвыкнув в спокойной и дружелюбной Европе от реалий родного края, я позабыла , как тут могут себя вести люди. И до сих пор не могла поверить в происходящее. В азарте и гонке за достижением своей цели, я забыла про то, что у меня есть уязвимые места. Может, дело в том, что Кирилл никогда не был моим слабым звеном? Наоборот, я всегда считалась неприспособленной к жизни, неуверенной в себе. Не от мира сего. Творческий человек, что с меня взять? Родители всю жизнь взращивали во мне эту рафинированность, считая, что девушке очень полезно заниматься чем-то этаким, приятно-необременительным. Они были уверены, что мне никогда не придется выживать, не придется самой зарабатывать себе на пропитание. Кирилл, как наследник и старший брат, тоже полностью поддерживал этот их настрой. И после смерти папы и мамы, погибших неожиданно и не оставивших завещания, просто привычно взял на себя все рутинные семейные дела. Ему это было в радость. А я…