Водители фрегатов. О великих мореплавателях XVIII — начала XIX века
Шрифт:
— Властелин островов дарит их властелину кораблей, — сказали они.
Пятьдесят свиней — необычайное богатство для островитян Тихого океана.
— Неужели этот толстяк так богат, что может делать такие подарки? — удивился Кук.
7 октября корабли вышли в море. Издали с мачт были видны другие острова, принадлежащие к тому же архипелагу, что и Тонгатабу и Эоа. Но уже началась весна. Кук не останавливался: он спешил к югу, чтобы продолжать поиски Южного материка. Весь архипелаг он решил назвать островами Дружбы.
— Нигде нас не встречали так дружелюбно,
Настоящее название этих островов — острова Тонга. Но на европейских картах долго сохранялось название, которое дал им Кук.
Людоеды
По пути на юг Кук хотел еще раз посетить Новую Зеландию.
У новозеландских берегов бушевал ураган. Волны вздымались выше мачт и с ревом обрушивались на палубу. Ветер был так силен, что сбивал людей с ног; дождь лил не переставая.
Только на пятые сутки, когда моряки окончательно выбились из сил, улегся ветер, прояснилось небо и выглянуло солнце.
Вдали, на краю горизонта, синели горы южного новозеландского острова. Над клокочущим морем кричали альбатросы. Кук жадно вглядывался в даль. Но «Отваги» нигде не было видно.
Во время бури корабли потеряли друг друга. Напрасно «Решение» палило из пушек, напрасно заходило в каждую бухту — его верная спутница пропала бесследно. И Кук сильно тревожился.
— Не беспокойтесь, — утешали его офицеры. — «Отвага» — отличный корабль, с ним ничего не могло случиться. Капитан Фюрно, верно, давно уже поджидает нас в проливе Кука.
И несмотря на то что «Решение», сильно потрепанное бурей, требовало немедленной починки, они направились в пролив Кука.
Но «Отваги» не оказалось и там.
Кук с помощью Эдидея, который оказался отличным переводчиком, расспрашивал туземцев, не видали ли они здесь несколько дней назад «другого плавучего острова с белыми крыльями».
— Не видали, — отвечали новозеландцы.
Куку оставалось только одно — ждать. Он не сомневался, что капитан Фюрно догадается зайти в пролив Кука, если, конечно, «Отвага» еще способна держаться на воде.
А пока надо было готовиться к трудному плаванию в полярные моря на поиски Южного материка. Приближалось лето, и Кук хотел во что бы то ни стало использовать его для того, чтобы проникнуть как можно дальше на юг. Он ни на минуту не забывал, что открытие Южного материка — главная цель его путешествия.
Застучали топоры, завизжали пилы. Плотники и корабельных дел мастера принялись за починку судна. Но важнее всего было запастись съестными припасами, так как фрукты, купленные на острове Тонгатабу, были уже съедены, а буря уничтожила почти весь хлебный запас: более пятнадцати тонн морских сухарей подмокло и подгнило.
Новозеландцы на этот раз встретили мореплавателей как старых друзей и навезли гору рыбы. На берегу начался оживленный торг. Целый улов большой сети отдавался за один топор. За один гвоздь можно было купить два-три пуда рыбы. Весь пролив был запружен сетями, на каждом прибрежном камне сидел новозеландец с удочкой в руках —
Но прошла неделя, и у островитян старые рыбные запасы иссякли, а новых не хватало. Моряки напрасно бродили по берегу со своими драгоценными гвоздями. Им удавалось достать не больше пяти-шести корзин рыбы в день. Новозеландцы тоже пришли в отчаяние: нелегко стало им добывать железные вещи.
В одно прекрасное утро оказалось, что из прибрежных деревень исчезли все мужчины, способные носить оружие. На расспросы Кука оставшиеся женщины и дети отвечали:
— Они ушли на войну.
— Кто же теперь будет ловить рыбу?! — закричал Кук. — Я еще не засолил половину той рыбы, которая мне нужна для того, чтобы отправиться в путь. Ведь нам, может быть, придется несколько месяцев не видеть никакой земли. Неужели они не могли отложить свою войну до нашего отъезда?
Три дня о воинах не было ни слуху ни духу. Но на четвертый день они на пятидесяти пирогах вплыли в пролив. С копий победителей еще стекала кровь, еще дымились их раны. Вожди держали палки, на которые были насажены сердца побежденных, а пироги их были загружены рыбой — награбленной рыбой, той самой, ради которой они начали войну.
На берегу снова зашумел базар.
А тем временем на «Решении» было сделано открытие, которое подтвердило самые мрачные предположения о нравах и обычаях новозеландцев.
Случилось это так.
Отец и сын Форстеры и несколько младших офицеров сидели на палубе и беседовали с Эдидеем. Вдруг подъехала шлюпка, и на палубу взошел матрос в сопровождении двух старых новозеландцев. Матрос держал какой-то сверток.
— Глядите, что я купил у этих молодцов, — сказал он, обращаясь к Форстерам, и, криво усмехаясь, прибавил: — Недорого, всего три гвоздя!
Он брезгливо развернул сверток и показал ученым отрубленную человеческую голову.
Голова была вареная.
Никто долго не мог произнести ни слова. Матросы отскочили от новозеландцев. Но наибольшее впечатление это отвратительное зрелище произвело на Эдидея. Добрый таитянин сначала оцепенел от ужаса, потом заплакал.
— Мерзкие! Мерзкие! — рыдая, кричал он. — А я еще дружил с вами! Не смейте ко мне подходить!
Несколько минут спустя на корабль вернулся Кук. Увидев смущенные и брезгливые лица своих товарищей, он пожелал узнать, в чем дело. Форстер-сын рассказал ему, что произошло.
Матросы вытолкали пораженных людоедов с корабля, а Кук спустился к себе в каюту и не выходил оттуда целый день.
Матрос, относивший ему обед, слышал, как капитан разговаривал сам с собой.
— Это они с голоду, с голоду, — бормотал он. — Только постоянный голод может заставить одного человека съесть другого. Ведь у них нет ни коз, ни свиней, ни коров, ни хлеба, ни фруктовых деревьев, только рыба да дикие травы.
Рано утром он вызвал пятерых матросов, дал им лопаты и заступы, отправил на берег и велел вскопать землю под огород. Потом пошел к повару и забрал у него два последних мешка привезенной из Англии картошки.