Водопады Возмездия

Вудинг Крис

— После этого я потерял все, — сказал он. — Потерял мою лицензию. Потерял жену. Потратил все деньги. Я не волновался. И пил. Я пил и пил, и пил, и денег становилось все меньше и меньше, и однажды не осталось ничего. Это было примерно тогда, когда меня нашел капитан.

— Фрей?

Малвери снова нацепил свои круглые очки с зелеными линзами, на свой широкий нос.

— Точно. Мы встретились в каком-то порту, я забыл, в каком именно. Он купил мне выпить. Сказал, что может взять меня доктором. Я сказал, что я больше не доктор. А он сказал, что все в порядке, потому что не собирается мне много платить, —

внезапно гоготнул он. — Это похоже на него?

Крейк рассмеялся.

— Да. Думаю да.

— Я не брал в руки скальпеля, с тех пор как убил своего друга. Я не думаю, что смогу. Я храню инструменты в лазарете, отполированными, но никогда ими не пользуюсь. Я могу тебя немного подлатать, но никогда не доверю себе сделать операцию. Больше никогда. Хочешь знать правду, я доктор наполовину. Но все хорошо. Потому что, я нашел дом на «Кетти Джей», и я благодарен за это капитану, — он сделал паузу, когда Фрей закричал в конце коридора. Спазм злобы пересек его лицо, но через секунду он исчез. — Он хороший человек, несмотря на все что натворил. Он был мне хорошим другом.

Крейк вспомнил, как Триника приставила пистолет его голове, и как Фрей предпочел скорее отдать ей коды от своего любимого самолета, чем увидеть, как убьют демониста.

— Да, — сказал он. — Мне тоже.

Крейк сцепил пальцы на затылке и прислонился к стене камеры. Сило, Харкинс, а теперь и Малвери: Фрей определенно подбирал беженцев. Допуская, что они как-то смогут быть ему полезны, но у всех была благодарность и преданность к своему капитану. О которой до недавнего времени и не подозревал Крейк. Может быть, намерения Фрея были сугубо корыстными, может ему просто нравилась дешевая команда, но, по крайней мере, половина его людей видела в нем, в некотором роде, спасителя. Может быть они были не нужны Фрею, но он им точно был нужен. Без капитана, Сило казнят или вышлют обратно в рабскую Самарлу, Харкинс будет вынужден жить без крыльев, а Малвери снова станет алкоголиком.

Что же остальные? Он сам нашел здесь местечко, прячась от агентства Шакелмор. Пинн нашел место, где его терпели, и где он мог вечно избегать реальности со своей возлюбленной в роковых поисках богатства и славы. А Джез? Ну, может Джез просто хотела быть там, где никто не задает вопросов.

Хотел он или нет, но Фрей им всем давал то, чего они хотели. Он дал им «Кетти Джей».

— Все мы от чего-то бежим, — кисло сказал Крейк. Слова Малвери, сказанные несколько недель назад, еще до того как они сбили «Туз Черепов» и началось все это. Малвери рассмеялся, узнав свое высказывание.

Крейк посмотрел на потолок камеры.

— Я заслужил того, что нахожусь здесь, — сказал он.

Малвери пожал плечами.

— Тогда я тоже.

— Здесь нет тех, кто так или иначе не заслужил, — сказал Сило, его голос басом выкатился из глубин его камеры. — Есть за что или нет, что теперь с этим поделать. Сожаление — просто способ чувствовать себя лучше, о том, что вы не смогли исправить. Люди тратят жизнь на сожаления.

— Мудрые слова, — сказал Малвери, салютуя мартианцу. — Мудрые слова.

В далеке снова кричал Фрей.

Фрей был ранен два раза в жизни, его много раз били люди обоего пола, кусали собаки и вспарывали кишки Даккадианским штыком, но до сегодняшнего

дня он считал, что самая худшая боль в мире это судорога.

Не было ничего более страшного для Фрея, чем проснуться посреди ночи с этим сказочным чувством напряжения, словно ему в икру вогнали лезвие. Обычно это случалось после пьяной вечеринки или когда он принял слишком много капель "Сияния", на тесной койке в его отсеке он часто лежал неудобно и пережимал циркуляцию на одной из ног, даже в трезвом виде.

Худшими моментами были первые секунды перед ударом агонии. Всегда было много времени, чтобы попытаться выкрутиться и боль не пришла. Но это никогда не работало. Неизбежный припадок, который следовал потом, заставлял его кричать, задыхаясь, крутиться на койке и хвататься за ногу. Это постоянно оканчивалось тем, что он сшибал многочисленные вещи из багажного гамака над головой, которые падали на него, вываливались из чемоданов и пачкали одежду.

Наконец, когда хаос незаслуженной боли заканчивался, наступало облегчение, такое сладкое почти, такое что, казалось, стоило вынести предшествующие этому травмы. Он лежал полузакопавшись в багаже, задыхаясь, благодаря того, кто его слушал, за то, что все еще жив.

Фрей давно осознал, что эта яростная хватка мускулов его лодыжки может вызвать агонию. Сегодня, его мучители показали ему удовольствие от электрошока. Вместо хватки на ноге, теперь это происходило со всем его телом.

Фрей решил, что если он переживет это, он переосмыслит определение боли.

Ослепляющие, шокирующие пытки; его спина непроизвольно выгибалась; мышцы натягивались так сильно, что могли сломать кости, зубы скрежетали, а челюсть искривлялась в гримасе.

А потом боль уходила. Удовольствие было такое, что он хотел сломаться и зарыдать. Он наклонялся вперёд на стуле, насколько позволяли оковы, по его лбу тек пот, грудь вздымалась.

— Хочешь, чтобы тебе было больно? Хочешь? — спросил мучитель.

Фрей с некоторым трудом поднял голову. Мучитель внимательно смотрел на него, у него были широкие серые глаза полные сочувствия и понимания. Он был симпатичным парнем, с квадратной челюстью, стройный, носил аккуратно подогнанную светло-голубую униформу цвета герцога Лапина.

— Ты должен сам попробовать, — сказал Фрей, выдавливая болезненную улыбку. — Как настоящий пинок.

Охранник, стоящий у двери — полный мужчина в такой же униформе как у мучителя — улыбался, пока не понял, что не должен был этого делать. Мучитель выругался и покачал головой. Он повернулся к аппарату, который стоял перед Фреем. Это было непривлекательно изобретение, размером с ящик, спереди у него были тумблеры и полукруглые датчики.

— Очевидно, пинок недостаточно сильный, — сказал мучитель, поворачивая один из тумблеров на несколько отметок.

Фрей напрягся. Но это не сработало.

Казалось, боль никогда не закончится. Комната снова приобрела очертания. Он всегда считал камеру пыток — сырой и похожей на темницу, но это место было чистым как в больнице. Больше похожим на операционную, чем на камеру. Электрические лампы яркие и чистые. В ящиках и шкафах были все сорта инструментов, рядом полки с бутылками и лекарствами. Только металлическая дверь со смотровым окошком, выдавала природу этого места.