Водородная Соната
Шрифт:
Первая часть корабельного танца "Приближающееся Затмение Одного Солнца Другим" была исполнена с должной церемонией при достижении окраины системы Мурейт, когда до родной планеты гзилтов — Зис — оставались считанные часы. Танец был дополнен с участием корабля Культуры "Рабочие Ритмы". Накопленная этим кораблем предполагаемая инопланетная ценность (положительная), почетная, по общему признанию флота и эскадры, теперь стала настолько велика, что он, возможно, испытал бы неловкость,
Вероятно, им уже был превышен тот предел, когда даже такие величественные создания, как Осебри 17 Халдесиб, занимавший столь высокое положение, или как Принц Роя и глава Подроя и ответственный офицер флота, могли бы рассчитывать на то, что смогут должным образом его информировать. Поэтому было решено позволить кораблю Культуры продолжать накапливать предполагаемую чуждую — инопланетную ценность (положительную), почетную, до поры до времени, не нарушая, говоря метафорически, движения потока воздуха через улей, то есть, не информируя судно о его статусе.
Как бы ни было, а Гзилт и Зис теперь лежали впереди, и очень близко.
— Еще раз здравствуйте. Извините, что была такой… резкой.
— Ничего страшного. Я так понимаю, мы все еще на борту того же корабля Культуры, "Ошибка Не…".
— Да, там же.
— Так что же ты увидела, что тебя так встревожило? — спросил голос из серебристо-серого куба. — Или ты снова собираешься отключить меня?
— Мы смотрели на то, что вы сделали с собой.
— Вот как? И что же…? Ну же, расскажи мне. Между той версией меня, которая здесь, и той, которая сделала с собой то, что сделала, меньше двадцати лет разницы. Когда живешь так долго, как я, это ничто. Я не сильно изменился за это время. По сути, я тот же самый человек. Расскажи мне.
— Вы вложили в глаза свои самые ранние воспоминания, а потом удалили их, — сказала она. — Вы отправились к Ксимениру, в Поясной Город, чтобы сделать это. На месте глаз у вас теперь дополнительные уши.
— …Ну, это, безусловно, доводит мое пристрастие к Слышимому до крайности. — Голос, казалось, искренне позабавило откровение.
— Это выглядит… радикальным. Шокирующим, — сказала Коссонт. — Выглядит как членовредительство.
— Это мое тело, и я могу калечить его по своему усмотрению. Не говоря уже о том, что из уст человека, обладающего четырьмя руками, критика представляется неуместной.
Коссонт открыла рот, но голос продолжил:
— Речь идёт о месте под названием Цетид, не так ли? Горы Звука?
— Да.
— Ха! Логично. Слышал об этом месте четверть тысячелетия назад или больше, с тех пор всё собирался туда съездить. Молодец, что отнёсся настолько серьёзно, что задействовал нечто большее, чем стандартное сенсорное оборудование. Восхищаюсь собой.
Коссонт, лежавшая на своей кровати
— Ваша старая подруга по имени Тефве навестила вас там, — сказала она, — пытаясь убедить вас рассказать о том, что произошло в момент формирования Культуры, когда Гзилт почти присоединился.
— Вот тебе и клятва старых любовников хранить тайны и уважать частную жизнь.
— Но о чем, черт возьми, вы думали? Вырвать свои собственные глаза? Оставить их Ксимениру!?
— И что же? Наверняка в тот момент это казалось мне хорошей идеей. И не менее очевидной, чем оставить данные с разным информационным барахлом на орбитале Оспина. Например.
— Что вы пытались скрыть?
— Кто знает? Может быть, мне лучше без воспоминаний. Итак, позволь узнать: мы направляемся в Ксаун?
— Да — тихо сказала Коссонт кубу. — И идем к Ксимениру, в Поясной Город, чтобы попытаться вернуть ваши глаза, ваши воспоминания.
— Интересно то, что я не хотел, чтобы воспоминания были уничтожены полностью, просто сокрыты. Какими бы они ни были… Конечно, если глаза на месте, это не значит, что в них сохранились воспоминания. Я мог их предварительно стереть… Что-то стало тихо. Ты здесь?
— Это было бы слишком даже для вас, Нгароэ.
— Все равно. Думаю, я бы не стал этого делать.
— Мне нравится, что я вижу тебя и прикасаюсь к тебе, знаю, что ты рядом, где-то всего в одном вдохе, я чувствую каждый этот выдох, как зыбкое дуновение, пронёсшееся по земле, слышу каждый удар сердца вблизи, и ты настолько близко, что я ощущаю тепло. Моё присутствие, мой обет… Я живу ради этих мгновений. И умираю при мысли, что они могут кануть в Возвышенном.
— Ты говоришь мне самые приятные вещи, какие я когда-либо слышала. Я бы хотела говорить об этом так же красиво.
— Ты черпаешь их из меня, потому что ты их муза, их истинный созидатель — мы творим их меж собой. Я безнадежный прозаик и заика, и всегда им был. Так что ты должна принять на себя половину приписываемых мне тобою заслуг. По меньшей мере.
— Если ты говоришь, что я должна — я должна, но мне неловко, что ты так говоришь, так много даешь мне, а я не могу восполнить твой дар.
— Слова — всего лишь форма, Вирисс. Лишь один из языков, один из способов выражения. Ты говоришь глазами, говоришь своими сладкими устами и нежными пальцами, всем своим телом. Вот так. Что?
— Нет, я просто… обними меня, обними. Будь моим присутствием. Я сделаю всё для тебя. Мне нужно это. Ты же не ненавидишь меня за то, что я так нуждаюсь? Да, я знаю, что нуждаюсь. Моя собственная нужда выдаёт меня.
— О, моя дорогая. Мне нравится, что ты нуждаешься во мне так же сильно, как и я. Отчаянно. Но не расстраивайся. Что?