Военно-духовные ордена Востока
Шрифт:
Легенда об основании ордена карбонариев («Карбонады» или, по-французски, «Шарбонри», Charbonnerie) гласит, будто король Франции Франциск I Валуа, будучи на охоте, заблудился и попал в Шотландию, граничившую с его владениями. Так его нашли угольщики и оказали ему помощь. Однако это были не простые люди, а группа мистиков, которой руководил древний мудрец. Франциск присоединился к «угольщикам» и стал их покровителем. Однако Франция в действительности граничит вовсе не с Шотландией, а с Испанией. А в Испании, сотни лет пребывавшей под мусульманским владычеством (окончательное массовое изгнание мусульман из уже христианизированной Испании произошло в 1609 году, когда оттуда было выселено около миллиона так называемых морисков, то есть мавров-мусульман, не пожелавших принять христианство), было множество суфиев. Во времена Франциска I представления о суфиях, обитающих в лесах и обучаемых
Начав с мистики, карбонарии затем склонились к этике, а впоследствии (как уже указывалось выше) превратились в политическую организацию. В Италии, как и во Франции, к ним с течением времени присоединились многие масоны. Существуют сведения о том, что уже после падения режима императора Наполеона I (Первой империи), в период кратковременной реставрации на французском престоле королей из династии Бурбонов — Людовика XVIII, а затем его брата Карла X, в одном только Париже более двенадцати тысяч масонов являлись одновременно карбонариями. Можно считать, что тайные значения ритуалов и идей, распространившихся из Испании, во многих современных масонских системах продолжают существовать «во взвешенном состоянии» или в застывшей форме, но их первоначальный смысл уже утерян. Есть много других факторов, говорящих о связях суфийских орденов с итальянским сообществом карбонариев. Рисунки, запечатлевшие встречи общества карбонариев, говорят о том, что его члены размещались так же, как размещаются на своих собраниях суфии.
Первичное, самое маленькое звено карбонариев называлось «баракка», то есть «хижина (угольщика)». Однако среди суфиев-«угольщиков» словом «барака» (означающим, как мы помним, «благодать») называли встречу, поскольку это слово первоначально использовали как сигнал к созыву собрания. Не менее интересным представляется тот факт, что в сельской местности суфии-«угольщики» считались способными наделять невест «баракой» («благодатью» в значении «счастье»), В Англии, Дании, Голландии, Эстонии и в некоторых других странах невесты часто просят трубочистов с испачканными сажей лицами («черных людей») поцеловать их сразу же после брачной церемонии (да и вообще считается, что встреча с трубочистом «к счастью»). В описаниях колдовских обрядов (сохранившихся во многих странах Европы), содержащихся как в испано-арабских, так и в североевропейских документах, Черный Человек (по-арабски: Аль-Асвад) характеризуется как одна из наиболее важных и таинственных фигур.
В своих официальных документах, а также в обращении друг к другу, карбонарии всегда употребляли выражение «дорогие сородичи». Это интересный пример перевода с арабского и переноса семитских корней из одного языка в другой (в данном случае — из арабского в итальянский) при помощи аллитерации. «Дорогими сородичами» в Коране именуют суфиев. По-арабски это слово звучит как «мукарибин» и переводится как «ближние, близкие, близкие родственники». Семитский корень «КРБ», от которого образовано слово «мукарибин», ясно различается в первом слоге итальянского слова «карбонарии» (КРБ).
П. Д. Успенский подчеркивал, что для европейской мысли суфизм долго оставался непонятным. С точки зрения христианского богословия и христианской морали смешение чувственности и религиозного экстаза недопустимо, но на Востоке они прекрасно уживались вместе. В христианском мире «плотское» всегда считалось враждебным «духовному». В мусульманском мире плотское и чувственное не отвергалось, а принималось как символ духовного. Выражение религиозных и философских истин «на языке любви» было на Востоке общераспространенным обычаем. Это и есть восточные «цветы красноречия». Все аллегории, все метафоры брались «из любви». «Мухаммед влюбился в Бога», — говорят арабы, желая передать яркость религиозного пыла пророка Мухаммеда. «Выбирай себе новую жену каждую весну на Новый Год, потому что прошлогодний календарь уже никуда не годится», — говорит персидский поэт и философ Саади. И в такой курьезной форме Саади выражает мысль, которую классик норвежской литературы Генрик Ибсен высказал во второй половине XIX века устами доктора Стокмана: «…истины не походят на долговечных Мафусаилов, как полагают многие. При нормальных условиях истина может просуществовать
Один из ранних авторитетных суфийских авторов, Али аль-Худжвири, приписывает самому пророку Мухаммеду такие слова: «Тот, кто услышит голос суфиев и не скажет при этом «Аминь», будет записан перед Господом как неосторожный». Так, например, можно считать вполне суфийским по духу приказание, отданное Мухаммедом своим последователям, смысл которого сводится к тому, что необходимо уважать всех Людей Книги. Здесь имеются в виду все, имеющие свои собственные священные писания (первоначально — христиане и иудеи; впоследствии в число Людей Книги суфиями были включены также зороастрийцы).
Индийский суфий Инайят-хан (проживавший в начале XX века некоторое время в Москве) утверждал: мудрец знает, что главной основой всех религий и верований является одно — «Хакк» («Истина»). Истина всегда была закрыта двумя частями одежды: тюрбаном закрыта ее голова, а плащом — все ее тело. Тюрбан сделан из тайны, известной под названием мистицизма, а плащ — из морали, которая называется религией. Большая часть пророков и святых одело Истину так для того, чтобы скрыть ее от глаз невежд (профанов) до тех пор, пока они не разовьются настолько, чтобы видеть Истину во всей ее ослепительной наготе. Но те, кто видел ее безо всяких покровов, не знают больше разума и логики, добра и зла, высокого и низкого, нового и старого, короче говоря — перестают различать все имена и образы. Весь мир для них — только Истина. В их понимании Истина едина, но, представляясь человеческим взорам, принимает множество форм, причем разница в образах ее возникает благодаря ее проявлению в различных условиях места и времени.
Истину можно уподобить воде фонтана, который бьет вверх одной струей, а вниз падает многими каплями в разное время и на разные места. Не всякий может согласиться с мнением, что различные истины произошли от одной Истины, ибо слишком трудно понять это, и нужно великое просветление, дабы это постичь. Посредственный ум ограничен столь узкими рамками в мире многообразных форм, что, естественно, не может видеть существования и глубокого значения этого явления, выходящего далеко за пределы его ограниченной рассудочной деятельности. Ум есть сознание, отраженное от имен и форм знанием, а мудрость есть сознание в чистейшем его виде, не зависящее обязательно от знания имен и форм. При помощи мудрости можно прозреть действительное состояние вещей совершенно так же, как при помощи рентгеновских лучей можно видеть сквозь непрозрачные тела. Мудрость может видеть больше, чем интеллект. Она — великое благословение (барака), ниспосланное человеку в большей или меньшей степени.
Некоторым людям мудрость была дарована в особо высшей степени, и в этих редких случаях люди, получившие ее, не должны называться просто мудрецами. Их следует рассматривать как истинное проявление самой мудрости. Это были пророки. Предвидение, вдохновение, интуиция, ясновидение, яснослышание и т. д. были их природными свойствами. Они могли видеть и слышать многое, чего другие не могли бы понять или даже представить себе. Если кто-либо спросит: «Почему же не каждый мудрец бывает пророком?», ему можно ответить: «В мировой истории было много славных людей. Почему же только Искандер Зуль Карнайн (Александр Македонский. — В.А.)был так велик, и почему же из всех царей выделялись лишь немногие, признанные впоследствии за великих? Да потому, что сами они и были теми свойствами, которыми обладали. То же самое можно сказать и о пророках».
Суфий смотрит на всех пророков и мудрецов не как на многих отдельных людей, но как на единое воплощение чистого сознания Божества или как на проявление Божественной Мудрости в многоразличных именах и образах, сошедших на землю затем, чтобы пробудить человека от глубокого сна неведения.
Миссии пророков имели цель ввести мир постепенно, соразмерно с его духовным состоянием, в Божественную Мудрость, сообщать ее человечеству в соответствии с его пониманием и сообразно особенностям разных стран и исторических периодов. Поэтому и существует столь много религий, и в то время как моральные принципы их одинаковы, сами они отличаются одна от другой. На самом же деле каждый пророк имел миссию — подготовить этот мир к принятию учения следующего за ним пророка, ибо каждый пророк предвещал приход следующего. И эта работа совершалась всеми пророками до тех пор, пока не пришел со своей миссией Мухаммед — Хатималь Мурсалин (последний посланник Божественной Мудрости) — и не дал в свою очередь завершающее изложение Божественной Мудрости. Оно гласило: «Ля-Илляга-илля-Илагу» («Нет Бога, кроме Бога»). Им была, по мнению суфиев, исчерпана цель пророческой миссии.