Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)
Шрифт:
Когда ожидалось нападение врагов, по словам чукчей, даже в яранге спали одетыми и обутыми, положив рядом луки и копья (Вдовин 1965: 129). Луки, как пишет классик корякской литературы Кецай Кеккетын, чукчи клали под голову, как и коряки (впрочем, может быть, это простая интерполяция корякского обычая на их противников). Следовательно, проснувшийся воин мог тут же воспользоваться луком. Копья же ставили в одну вертикальную пирамиду (Стебницкий 1994: 50-51; ср.: Воскобойников, Меновщиков 1959: 432).
Набег со стойбищем.Основным видом зимнего набега было постепенное подкочевывание со всем стойбищем к стоянке противника. Н. Н. Беретти (1929: 13), рассказывая о коряках и чукчах, отмечает: «Кочующие туземцы при дальних и продолжительных поездках берут часто с собою своих жен». О набегах вместе с женщинами упоминает и фольклор (Богораз 1901. № 130: 335; Меновщиков 1974. № 91: 316-318; ср.: Неверов 1874: 47; Народы России. 1880: 12; Лебедев, Симченко 1983: 131 (коряки)). Причем оседлые чукчи и участвовавшие в походе оленные также могли брать с собой жен (Богораз 1900. № 110: 286-287; № 130: 335; ср.: Бахтин 2000: 46, 201). Подобный обычай не был характерным только для одних чукчей, он существовал
О ходе такого набега К. Мерк (1978: 120) замечает: «Когда они приближаются к чужой земле, то оставляют позади женщин и юрты». Может создаться впечатление, что яранги с женщинами остаются где-то далеко в тылу, на границе территории противника, однако это не так. Чукотские сказания, повествующие о набегах, рассказывают, что враги ставили свой стан в непосредственной близости от стойбища противника. Нападающие располагались лагерем без всяких укреплений и дозоров и совершенно спокойно занимались обыденными делами (см.: Меновщиков 1974. № 87: 309; № 91: 316; Лебедев, Симченко 1983: 131). Бойцы, облачившись в доспехи, шли в бой, оставив нарты на стойбище, где оставались женщины без всякой защиты (Лебедев, Симченко 1983: 131). Если на данной территории был лес и какие-то естественные убежища или труднодоступные территории, то женщины оставались там (Мамышев 1809: 25, примеч.). Воины могли подъезжать и непосредственно к месту боя на нартах, оставляя их за строем (Сгибнев 1869: 16), что, в свою очередь, препятствовало возможности окружения отряда. Далее действие шло по сценарию, подобному тому, как действовали при нападении на вражеское стойбище.
Набег одних мужчин.В зимний набег могли отправляться и одни мужчины на нартах. Подобный набег мог быть дальним и неожиданным для противника, поскольку в этом случае чукчи были мобильными, не обремененными большим обозом. Такие набеги могли быть очень дальними. Так, Б. Кузнецкий отмечал, что он ехал от окрестностей Анадырска, где его захватили в плен, до стойбища чукчей шесть недель (КПЦ. № 70: 181) (1756). Если принять, что в среднем за сутки караван при неспешном передвижении проходил 10-12 км (Вдовин 1987: 73), то данное расстояние могло быть, по крайней мере, 420-500 км. Если набег был чисто грабительским, направленным на захват оленей, то пленных предпочитали не брать, а всех убивали (Бабошина 1958. № 101: 243).
Грабительские налеты.Очевидно, в основном в летнее время, в тундру в поисках добычи отправлялись небольшие пешие партии мужчин, происходящие из бедных стойбищ. Они нападали как на представителей других этносов, так и на своих более зажиточных сородичей. Эти партии не были многочисленными. Так, чукотский и корякский фольклор упоминает группу нападающих из двадцати (Меновщиков 1974. № 92: 318), десяти (Воgoras 1910: 185; Беликов 1965: 157), пяти (Богораз 1899: 354), из пяти-шести воинов (Богораз 1900. № 167: 415), из трех (Бабошина 1958. № 90: 217; Меновщиков 1974. № 155: 488—490) или даже двух бойцов (Меновщиков 1974. № 86: 307). Причем, если в предыдущий раз нападение не увенчалось успехом, то в следующий рейд могло идти большее количество воинов (Воскобойников, Меновщиков 1959: 428). Естественно, будучи немногочисленными, шайки старались неожиданно напасть на небольшие группы оседлых или оленеводов (Беликов 1965: 166). В частности, использовали различные хитрости и уловки. Например, спрятавшись, старались неожиданно напасть на пастухов или жилище убить жителей, стреляя издали из луков, угнать стада (Богораз 1899: 354; Иохельсон 1900. № 96: 210-211; Стебницкий 1938. № 1: 140 Воскобойников, Меновщиков 1959: 432; Стебницкий 1994: 28; 30; 39; 47).
Однако если враги нападали на одиноко стоящую ярангу и чувствовали при этом свое численное превосходство, то действие, судя по чукотским сказаниям, часто шло по «цивилизованному сценарию». Вожак нападавших вызывал хозяина яранги на поединок, поскольку предводитель обычно был лучшим воином в своем отряде и должен был доказывать свое умение вести бой. Видимо, нападать на безоружного было все же неэтично (Бабошина 1958. № 103: 251; Воскобойников, Меновщиков 1959: 427-429; Такакава 1974: 45; Жукова 1988. № 7: 16-17. § 50-57). Если не знали, кто обитал в жилище, то в коротком диалоге с хозяином выясняли это (Тынэтэгын 1940: 101). Пришедшие даже могли ожидать отсутствующего хозяина яранги, не начиная до его прихода грабить его жилище и убивать жителей (Такакава 1974: 45). В том случае, если мужчина, выйдя на поединок, погибал, то его семья и имущество становились добычей победителя (Бабошина 1958. № 95: 233; Воскобойников, Меновщиков 1959: 427; Антропова 1953: 41-42; Беликов 1965: 162).
Нападение на поселение врагов.Г. Ф. Миллер так характеризует нападения чукчей и олюторских коряков: «…они не выступают против своего врага в организованном боевом порядке и не дают ему времени подготовиться к обдуманной защите… Но их нападения всегда неожиданны и все совершаемые ими убийства, захват в плен, поджог жилищ [61] , после того как имущество разграблено, — все это они делают самым поспешным образом и затем опять скрываются обратно» (Антропова 1957: 226-227). Такой способ нападения использовался, естественно, при втором стереотипе ведения войны, против чужих и враждебных племен. Дабы не понести лишних потерь, чукчи нападали на поселения врагов неожиданно, на рассвете, чтобы не дать противнику подготовиться к обороне и просто перебить спящих или мечущихся спросонья (Богораз 1902. № 5: 163; Bogoras 1918. № 2: 28; Бабошина 1958. № 101: 245; ср.: Стебницкий 1994: 43 (коряки)). Для координации действий, чтобы враг не заметил их приближения, чукчи перекликались по-вороньи (Богораз 1902. № 6: 164;
61
Поджог жилищ более характерен для коряков (ср.: Стрелов 1916. № 41: 126; Лессепс. Ч. 2. 1801: 156; Дьячков 1893: 64; Окунь 1935а: 51; Вдовин 1970: 0; Кибрик, Кодзасов, Муравьева 2000. № 18: 77. § 1-6; Стебницкий 2000: 177). Впрочем, об этом есть упоминание и в фольклоре оседлых (Меновщиков 1974. № 57: 221) и оленных чукчей (Вдовин 1970: 22). Обычно сжигались русские селения (Олыксандрович 1884. № 11: 295-296; Богораз 1934: 48).
62
Другой, более поздний вариант сказки, где муж превратился в гагару, см.: Такакава 1974: 45.
Подобным же образом чукчи нападали на стойбище кочевников — оленных коряков. В этом набеге главное — молниеносность, внезапность, ошеломление противника, чтобы не дать ему возможности не только откочевать, но и спастись бегством. Доктор К. Мерк (1978: 120) писал об этом следующее: «Нападения на яранги противника начинают всегда на рассвете. Одни бросаются с арканами на яранги и стараются их разрушить, выдергивая стойки, другие в это время колют копьями покрышки яранги, а третьи, подъехав быстро на своих легких нартах к оленьему стаду, делят его на части и угоняют. Иногда удается корякам убить некоторых из нападающих, стреляя из ружей из яранги, или ранить, и тогда чукчам приходится ни с чем убираться восвояси. Однако так как чукчи большей частью очень быстро разрушают ярангу, то корякам реже удается стрелять во второй раз и больше. В то время как чукчи закалывают всех боеспособных мужчин… женщин и детей они уводят с собой».
Итак, как видим, временем для нападения избиралась рассветная пора, когда сон у спящих наиболее крепок и проснувшийся от криков и шума человек не может сразу сообразить, в чем дело, и гибнет под ударами нападающих. Обычно при этом ярангу окружали, чтобы никто из жителей не мог убежать и позвать на помощь (Меновщиков 1974. № 87: 309; Стебницкий 1994: 29; ср.: Богораз 1902: 369; Иохельсон 1900. № 52: 127). Группа нападавших при этом должна была насчитывать, по крайней мере, около десятка человек. Нападали враги спереди яранги, вероятно, когда по какой-то причине не могли окружить ее полностью (Bogoras 1918. № 2: 28). Воины в нападавшем отряде имели четкую специализацию, в зависимости от хозяйственных и бытовых навыков каждого. Оленеводы умели ловко накидывать аркан на оленя, в данном же случае этот навык использовался для заваливания яранг, чтобы оттуда выбежали жители, поскольку в сами жилища чукчи, видимо, не стремились врываться. Вероятно, это было связано с религиозными мотивами, опасением мести со стороны духов-защитников очага, на которых, в свою очередь, надеялись оборонявшиеся. В. Г. Богораз (1991: 75) поясняет: «Считается недопустимым врываться в чье бы то ни было жилище, будь то даже нора лисицы, так как предполагается, что каждое жилище имеет бубен и духов-охранителей, месть которых может последовать немедленно» (ср.: Богораз 1902: 151; Меновщиков 1977: 81-82). Подобный прием накидывания аркана был достаточно типичен. Эскимосская сказка так описывает нападение врагов, очевидно чукчей, на стойбище: «Скоро увидели, что черной вся сопка стала. Это враги к стойбищу ползли… Копья у них были и ремни длинные с петлей на конце. Кинут они петлю на верхнюю часть яранги. За конец шеста зацепят и тянут. Падает яранга» (Козлов 1956: 182). Подобным образом описывает это действие и корякское сказание: «Подошел к юрте, набросил аркан на сплетение верхних концов жердей, которые остов юрты держат, потянул сильно и опрокинул юрту набок» (Меновщиков 1974. № 150: 476; ср.: Крейнович 1979: 190; Новикова 1987: 101). Следовательно, такой способ сноса кочевого жилища был типичен для региона.
В то же время другие воины, копейщики, использовали при нападении на жилища еще один характерный прием: прокалывание стенок яранги и полога, находящегося рядом внутри, копьем (Богораз 1934: 175; ср.: Стебницкий 1994: 53 (оленные коряки)). Видимо, копье при таком ударе держали в обеих руках (правой ближе к концу), используя характерный прием для забивания домашних оленей и охоты на диких (ср.: Богораз 1991: Табл. VI. Рис. 1). Отметим, что подобным же образом, через полог, убивали и стариков, решивших уйти к «верхним людям» (Зеленин 1937: 62; ср.: Ч-о 1889. № 7: 106). Следовательно, и тут воин-оленевод использовал типичный бытовой навык. Наконец третья, очевидно самая незначительная, группа нападавших угоняла оленье стадо. Для быстроты это делали, не слезая с нарт. Табун, насчитывающий сотни, а то и тысячи оленей, делился на части, за которыми присматривала часть угонявших: они ехали сзади на ездовых нартах, как и при перекочевке (Олсуфьев 1896: 148; Тан-Богораз 1979: 106-107). Судя по фольклору, корякский пастух против подобного налета на стадо мог использовать следующую хитрость: он натягивал крупному оленю-быку на рога кухлянку, после чего испуганное животное металось по стаду, распугивая его, а разбегающиеся олени сметали самих чукчей на их нартах (Жукова 1988. № 4: 16-17. § 16-49).