Военные мемуары. Призыв, 1940-1942
Шрифт:
Кто мы? Нет ничего проще ответить на этот вопрос. Завтра исполняется 17 месяцев с тех пор, как он впервые был поставлен и решен. Мы — французы самого различного происхождения, положения и взглядов, решившие объединиться в борьбе за свою страну. Все мы сделали это добровольно, просто и безоговорочно. Я не совершу бестактности, если подчеркну, что в общем все те, кто встали на этот путь, прошли через страдания и жертвы. Каждый из нас лишь знает и хранит в тайниках своего сердца правду о том, чего ему это стоило. Но именно в этом самопожертвовании, как и в нашей сплоченности, и заключается источник наших сил. Именно из этого очага разгорелось то великое французское пламя, которое, становясь с каждым днем все сильнее и ярче, закалило теперь нас. Ибо призыву Франции повиновались мы. В тот момент, когда все, казалось, рушилось в бездну и людьми овладело отчаяние, речь шла о том, чтобы знать, сумеет ли эта великая
Такой была с первого дня наша цель, такой она, без всяких изменений, остается и сегодня. К этой цели мы шли неуклонно и без колебаний. А когда узнают, какими средствами при этом мы располагали, я думаю, что мир выразит некоторое удивление. Мы не имели ни организации, ни войск, ни командного состава, ни оружия, ни самолетов, ни кораблей. У нас совсем не было администрации, бюджета, руководящих кадров, законодательства. Очень немногие во Франции знали о нас, а за рубежом нас считали всего лишь симпатичными отчаянными головами без прошлого и будущего.
Между тем не проходило и дня без того, чтобы мы не росли. Всем известно, каковы были всегда тяжелые, а порой ужасные этапы нашего продвижения вперед. Каждый может представить себе материальные и моральные трудности, которые мы должны были преодолевать. Всем известны размеры территорий, воинские силы и моральный вклад, которые мы смогли внести в войну исключительно в интересах служения своей родине. Мы были распыленной группой людей. Теперь мы едины, как монолит. Мы сами вернули себе право быть гордыми и свободными французами. Сверх всего, мы восстановили нашем порабощенном народе влияние французского единства и волю к сопротивлению во имя мести и возрождения величия Франции.
Ибо это факт, что Франция, несмотря на весь ужас военного поражения, которое заслужили руководители Франции, но не она сама, несмотря на смятение, охватившее ее душу вследствие измены людей, которых она считала символом чести, несмотря на давление, которое враг осуществлял то в форме беспримерных насилий, то в виде слащавых обещаний уступок и сотрудничества, несмотря на отвратительный режим преследований и полицейского террора, несмотря на упорные усилия растлить умы людей с помощью однобокой пропаганды. — несмотря на все это, Франция ни в коей мере не отреклась от своих идеалов. Это факт, что Франция сумела разглядеть сквозь кровавый туман и слезы, которыми ее хотели ослепить, что единственный путь, ведущий к спасению, есть путь, избранный для нее оставшимися свободными сынами и дочерьми.
В этом отношении не следует делать ни малейших различий между французами из Браззавиля, Бейрута, Дамаска, Нумеа, Пондишери, Лондона и французами из Парижа, Лиона, Марселя, Лилля, Бордо, Страсбурга. За исключением кучки несчастных и жалких отщепенцев, которые, пользуясь паникой, растерянностью и преследуя корыстные интересы, спекулировали на поражении родины и которые временно господствуют в стране с помощью обмана, тюрем или голода, нация в целом никогда еще не была столь сплоченной. Буквально можно сказать, что те из французов, кто продолжает жить, живут лишь для того, чтобы добиться национального освобождения, и можно сказать также, что для сорока миллионов французов сама идея победы ассоциируется с победой свободных французов.
Нетрудно понять, что по мере того, как мы превращались в реальную, все возрастающую силу, и особенно по мере того, как становилось очевидным, что Франция нас тайно поддерживает, многие люди у нас и за границей стремились, узнать, что же мы в действительности собой представляем и каковы наши намерения. Какой бы тяжелой и продолжительной ни была война, она должна привести к установлению определенного порядка во Франции и во всем мире. Поэтому вполне естественно задать себе вопрос: что же хочет осуществить в этом отношении та могучая новая сила, которая называется «Свободной
Правда, на вопрос «чего хочет „Свободная Франция“?» умудряются отвечать от ее имени некоторые люди, не имеющие к ней никакого отношения. Так, нам случалось констатировать, что самые противоречивые намерения приписываются нам в одно и то же время либо врагами, либо такого рода друзьями, которые в пылу рвения не в состоянии умолчать о своих домыслах относительно нашей деятельности. Одно из редких развлечений, которое предоставляет мне моя теперешняя деятельность, состоит в том, что я иногда пытаюсь сличать эти разноречивые утверждения. В самом деле, забавно наблюдать, что в один и тот же день, в один и тот же час о свободных французах говорят, будто они склоняются к фашизму, или готовят реставрацию конституционной монархии, или преследуют полное восстановление парламентской республики, или намереваются вернуть к власти довоенных политических деятелей, в частности евреев и масонов, или, наконец, добиваются торжества коммунистической доктрины. Что касается нашей внешнеполитической деятельности, то, по заявлениям из тех же источников, мы являемся то англофобами, выступающими против Великобритании, то работаем в тайном сговоре с Виши, то ставим себе за правило отдавать Англии территории Французской империи, по мере того как они присоединяются к «Свободной Франции». Маловероятно, чтобы своими речами и делами мы могли положить конец подобным утверждениям. Но, несомненно, важно выяснить для себя и для других, какова наша политика.
Первое положение нашей политики состоит в том, чтобы воевать, то есть придать возможно больший размах и возможно большую мощь усилиям французов в конфликте. Само собой разумеется, что во всех областях наши действия тесно связаны с действиями Британской империи. Действительно, Англии принадлежит непревзойденная заслуга, состоящая в том, что она одна мужественно, лицом к лицу, встретила угрозу в наиболее опасный для нее момент; кроме того, этот великий народ, которому приписывают иногда некоторый недостаток воображения, понял тем не менее сразу умом и сердцем такого человека, как Черчилль, что маленькая группа французских беженцев принесла с собой вечный дух Франции. Услуга за услугу. Мы вплоть до последнего дня последней битвы останемся верными и честными союзниками старой Англии. В то же время мы очень хотим, чтобы скорее наступил момент, когда обстоятельства позволят нам оказать содействие — каким бы скромным оно ни было вначале — героическому сопротивлению наших русских союзников. Мы поддерживаем тесную связь с нашими польскими, чехословацкими, греческими, югославскими, голландскими, бельгийскими, норвежскими и люксембургскими союзниками, считая, что такая солидарность имеет важнейшее значение, потому что их страны и нашу связывает одинаковая судьба — национальное сопротивление и неслыханный гнет и потому что мы не представляем себе освобождения Европы без их справедливого возрождения и без возмещения понесенных ими тягчайших потерь.
Нам безгранично близки моральные и материальные усилия Соединенных Штатов, без которых невозможна была бы победа, и мы с благодарностью пользуемся той помощью, которую они оказывают всевозможными путями тем, кто сражается за свободу мира. Мы стремимся оправдать и укрепить дружеские симпатии, которые питают к Франции, к ее борьбе и испытаниям народы мира.
Но какое бы значение мы ни придавали этим связям, которые помогают нам и обязывают нас, мы считаем, что с точки зрения общих интересов наши нынешние и дальнейшие усилия должны быть собственными усилиями Франции, и наше стремление служить ее интересам, представлять ее права и выполнять ее обязанности тем более велико, что, как мы знаем, ее дело есть в то же время дело всех свободолюбивых народов. Никто не заставит нас изменить вековому призванию нашей страны. Но ничто не заставит нас также забыть, что ее величие является непременным условием мира во всем мире. Справедливость не восторжествует, если она не будет восстановлена во Франции.
Вот почему мы боремся за то, чтобы эта тридцатилетняя война, развязанная в 1914 германскими агрессорами, завершилась возвращением Франции всех принадлежащих ей территорий, компенсацией всех ее потерь и гарантией ее безопасности.
Мы не делаем, однако, никакого различия между правами нашей страны и правами тех наций, которые являлись и являются нашими союзниками и соратниками в период общих испытаний в борьбе против общего врага. Свободные народы прошли уже достаточно суровые испытания, чтобы понять, что означает общность прав и обязанностей и чего стоит измена этому принципу. Народы заплатили достаточно дорого, чтобы ясно себе представить, что их общий идеал может остаться всего-навсего утопической мечтой без обеспечения реальной и фактической безопасности и без организации международной солидарности.