Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946
Шрифт:
Я не строил никаких иллюзий относительно средств, которыми мы располагали на случай взрыва. В Сирии и Ливане наши силы насчитывали всего 5 тыс. человек — пять сенегальских батальонов, кое-какие вспомогательные части и восемь самолетов. Кроме того, под французским началом находились так называемые «специальные войска» — 18 тыс. солдат и офицеров, набранных среди местных жителей. Этого было достаточно для поддержания, а в случае необходимости, и для восстановления [213] порядка, так как население не проявляло по отношению к нам никакой враждебности. Но если этим малочисленным силам пришлось бы столкнуться с мятежами в различных частях обеих стран да к тому же отражать натиск британских войск, исход не вызвал бы никаких сомнений. Перед лицом этого очевидного факта я заранее определил
Стремясь избежать коллизий с союзниками, я, тем не менее, решительно отказывался поддаваться давлению. Такая позиция должна была, в конце концов, вынудить лондонское правительство к сделке. Но для этого я нуждался в поддержке собственной страны. Хотя я был твердо намерен — и это было для всех очевидно — не уступать никаким ультиматумам, шансы за то, что Великобритания не отважится на крайние меры, сохранялись, ибо ей все труднее было найти оправдания для своих чрезмерных амбиций и возможного разрыва с Францией. Я надеялся, что, если все же кризис разразится, общественное мнение станет на мою сторону. Со своей стороны, англичане, особенно Черчилль, рассчитывали, что опасения и корыстные интересы французских руководящих кругов заставят их обуздать де Голля, а возможно, и убрать с политической сцены. В сущности, я не мог ждать как от политиков и дипломатов, так и от прессы сколько-нибудь надежной поддержки, скорее надо было быть готовым к резкой критике.
В конце апреля в Сирии многие признаки свидетельствовали о том, что назревают тревожные события, особенно в Дамаске, Халебе, Хаме и Дейр-эз-Зоре. Одновременно сирийское правительство стало все более возвышать голос, требуя передачи под ее командование «специальных» войск и поощряя выступления мятежных элементов. В этих условиях наш Совет министров, выслушав представление генерала Бейне, принял решение послать на Ближний Восток три батальона, из которых два должны были заменить равный контингент сенегальских стрелков, отправляемых на родину. Перевозка батальонов была поручена крейсерам «Монкальм» и «Жанна д'Арк», так как мы еще не успели забрать из союзнического «пула» свои пассажирские и грузовые суда. Эта незначительная переброска войск была тем более оправданной, что одна из британских дивизий, расквартированная в Палестине, [214] только что получила приказ о передислокации в район Бейрута, тогда как на территории Сирии и Ливана уже находилась целая IX-я британская армия.
Как только началось передвижение французских подкреплений, меня сразу же, 30 апреля, навестил посол Великобритании. По поручению своего правительства, он потребовал от меня остановить отправку войск, так как, по мнению генерала Пэйджета{93}, английского главнокомандующего на Востоке, эта «переброска может привести к беспорядкам». Лондон предлагал отправить наши подкрепления не в Бейрут, а в Александрию на торговых судах, которые предоставят в наше распоряжение британские службы. Не было сомнений, что при таких условиях наши солдаты никогда не прибудут к месту назначения.
«Мы считаем более надежным, — ответил я Даффу Куперу, — перевезти наши войска своими силами. К тому же, как Вам известно, поддержание порядка в странах Леванта возложено на французов, и только на них. Ни британское командование на Востоке, ни правительство Лондона не уполномочены вмешиваться в происходящее». — «Но, — возразил посол, — генерал Пэйджет осуществляет на Востоке командование всеми союзными силами, в том числе и вашими». — «Мы согласились с такой организацией дела, — ответил я, — исключительно в целях проведения военных операций против общего врага. Сегодня об этом речь не идет, да и общий враг изгнан с Востока вот уже скоро как два месяца. Следовательно, наши войска в Леванте не находятся в подчинении у английского командования ни под каким видом».
«Положение в Сирии, — продолжал свои возражения посол, — связано с положением на всем Арабском Востоке, где мы, британцы, несем главную ответственность». — «В странах Леванта, — сказал я, — никто не несет более серьезной ответственности [215] за происходящее,
Осложнения действительно последовали, как и было обещано. 5 мая Черчилль направил мне послание, ничем не отличающееся по духу и стилю от тех, которые он посылал мне в течение четырех лет по данному вопросу. Премьер-министр в который раз заявил о «признании особой позиции Франции в Леванте», дав тут же понять, что Британия, тем не менее, должна вмешиваться в дела этого региона «в силу возложенных на нее обязанностей и взятых ею обязательств». Поскольку Черчилль не мог, как в прежние времена, оправдать это вмешательство ссылкой на необходимость оборонять зону Суэцкого канала против Гитлера и Муссолини, теперь он ссылался на необходимость вести борьбу против японцев и заявлял: «Эта борьба требует охраны наземных, морских и воздушных коммуникаций, ведущих к театрам военных действий в Индии и Тихом океане, а также обеспечения свободной транспортировки нефти... Мы, англичане, должны проявлять бдительность по отношению к любым беспорядкам, в какой бы точке Востока они ни возникали».
Затем, уточняя свои требования, Черчилль предлагал мне «отказаться от посылки подкреплений, передать специальные части правительствам Дамаска и Бейрута и незамедлительно сделать соответствующее заявление». В заключение он выразил надежду на то, что я соблаговолю «помочь ему избежать дополнительных осложнений в наших отношениях».
Трудно было ошибиться относительно того, как будут развиваться события. Если Черчилль мечет громы и молнии по поводу отправки 2500 французских солдат туда, где уже находится 60-тысячное британское войско, к которому должны присоединиться еще 15 тысяч человек и которое готовы поддержать с воздуха 2 тысячи боевых машин, то, надо полагать, англичане ставят перед собой серьезные цели. [216]
В ответе премьер-министру я счел уместным обратить его внимание на ту ответственность, которую берет на себя Англия, вмешиваясь в наши дела, и на то препятствие, которое она сама воздвигает на пути к любому союзу между Лондоном и Парижем. «Мы, — писал я, — признали независимость стран Леванта, как вы это сделали ранее в отношении Египта и Ирака, и в этом регионе мы хотим лишь обеспечить гармоничное сочетание наших интересов с государственной независимостью этих стран. Наши интересы носят экономический и культурный характер. Но у нас есть и интересы стратегического порядка... Как и вы, мы также заинтересованы в транспортных связях с Дальним Востоком. Заинтересованы мы и в добыче иракской нефти и свободном распоряжении той ее долей, которая нам причитается». Я добавил также, что, как только эти проблемы будут урегулированы, мы откажемся от мандата.
Перейдя затем в наступление на эпистолярном фронте, единственном, где у меня для этого были все необходимые средства, я заявил Черчиллю: «Я полагаю, что этот вопрос уже мог бы быть решен, если бы правительства Дамаска и Бейрута не имели возможности считать, что, опираясь в борьбе с нами на вас, они вправе уклоняться от любых обязательств. Присутствие ваших войск и позиция ваших представителей подталкивают их к такому, к сожалению негативному, поведению». Я усиливал давление: «Должен Вам сказать, что переброска из Палестины в Ливан новой британской дивизии, на наш взгляд неуместна и достойна всяческого сожаления». Наконец, уведомив премьер-министра о начатых генералом Бене переговоров в Дамаске и Бейруте, я попросил его приложить усилия к тому, чтобы на этот период времени «английская сторона постаралась не усложнять ситуацию». «Это один из факторов, — написал я в заключение, — создающих для нас трудности на пути к согласованной политике наших двух стран, которая, на мой взгляд, принесла бы немало выгод Европе и всему миру».