"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18

Адамов Аркадий Григорьевич

— Вот и я бы тебе не посоветовал на такой крючок попадаться. Но что с тобой, дурачком, сделаешь!

— А чем, по-вашему, Валя плоха?

— Это ты у людей спроси.

— Что у меня, своих глаз нет?

— Свои глаза видят только чего им хочется.

— Ну а чего ваши видят?

— Если ты так хочешь… Впрочем, не в моих интересах тебя от неё отваживать. Влюбился? Ну и на здоровье.

— Я знаю, что про неё болтают, — задумчиво произнёс парень и вдруг рывком повернулся к Михаилу Прокофьевичу. — Всё знаю! Брешут!.. По злости они это брешут, вот что. Они и не знают её вовсе.

И вы не знаете, дядя Миша. Я вам так скажу: я другой такой не встречал. А ведь где меня только не носило. Сами знаете. Вот так. И всё! И точка! Может, кому она и плоха, а мне… Ну, одним словом, вот так.

— И, повторяю, на здоровье, — добродушно закивал Михаил Прокофьевич и, с трудом перегнувшись, потрепал парня по плечу. — Только любовь, Николай, — это самый крепкий крючок, запомни. И потому от девчонки этой ты не убежишь, как от самого себя. А значит, и от меня никуда не денешься.

— Да, крепко вы меня, оказывается, обложили, дядя Миша. Некуда казаку податься.

— А тебе и не надо никуда подаваться, Николай. Ты запомни: рыба ищет, где глубже, ну а человек — где лучше. А лучше тебе нигде не будет, чем со мной. При твоей сегодняшней биографии особенно. Да и при твоём характере.

— Эх, не знаете вы моего характера, дядя Миша! — Парень вздохнул и поскрёб затылок. — Думаете, во мне злость какая сидит? Не. Нет во мне никакой злости. Мне бы вот жить в лесу, глухом-глухом, стеречь его, ухаживать и за зверьём там, за птицами. И чтобы никого кругом не было. Тихо чтобы было. Ну, ещё Валю с собой. Эх, разве я такую жизнь когда получу?

— А почему ж нет? Со временем…

— Не, дядя Миша. Я ж электрик. Ничего больше делать не умею. Выходит, город мне нужен. А тут… Нет, слабый я для города. Вот ребята позвали, выпили, завели они меня, я и пошёл куролесить. И, сами видите, ножом даже ударил кого-то. А ведь мне даже тварь живую жалко обидеть, а уж человека… Ну вот как-то так всё получилось? А теперь, дядя Миша, ума не приложу, чего делать.

— Сам не соображаешь, так уж я за тебя соображу, что поделаешь. Ну а Валентина что тебе про жизнь говорит? Понимает она чего?

— То и говорит, что идти признаваться надо. Пусть судят. Она меня всё равно ждать будет. И это точно, дядя Миша.

— Ишь ты, как твоя Валентина рассуждает! Ну а ты сам как полагаешь?

— Не пойду я. Я вам верю, дядя Миша. Больше мне надеяться не на что.

— Вот это другой разговор. Я же тебя от неправедного суда спасаю. Понятно? У тебя совесть чиста. Ты никому не хотел зла. Другие виноваты. Вот их и пусть судят. А ты должен быть свободен. Имеешь право. И я тебе такую свободу дам. И искать тебя долго не будут. Подумаешь, преступник! А вы с Валентиной тем временем новую жизнь начнёте. В новом месте. Но для начала ты в Москву поедешь, не забудь.

— С этим решено, дядя Миша. Мне только перед отъездом с Валей надо повидаться.

— Когда вернёшься. Не раньше.

— Это почему?

— Потому. Ты мне на свободе нужен, а не в тюрьме.

— Так она же не знает даже, что со мной стряслось. Пропал, и всё. Что она думать-то будет? Где искать, у кого? Она же только шум поднимет.

— И ладно. Все решат, что ты уехал, что тебя в городе нет. Это и требуется.

Главное у тебя сейчас — это поездка в Москву. Такое испытание я для тебя придумал, Николай. Выдержишь — как сыр в масле кататься будешь. Провалишь… Ну тогда пеняй на себя!

— Когда ехать-то?

— Завтра. Поездом поедешь.

— А билет?

— Всё будет: и билет, и багаж. Я за тобой завтра утром сам заеду и отвезу на вокзал. Багажа будет много. Но в Москве тебя встретят и узнают. Тебе узнавать не придётся.

— Это как же меня узнают, дядя Миша?

— По багажу, и вообще, — нахмурившись, неопределённо ответил Михаил Прокофьевич. — Так вот. У того человека и остановишься. Но багаж с собой не бери. Всё упрячь в автоматические камеры на вокзале. Знаешь такие?

— Знаю, знаю.

— Ну вот. Это всё элементарно. Только гляди в оба, Николай, когда шифр набирать будешь, чтоб кто-нибудь не подглядел. В два счёта всё потом выгребут. Об этом даже в газетах писали. Ловят таких субчиков.

— Не бойся. У меня не подглядишь.

— И шифры не забудь. Были такие случаи. Тогда багаж пропал, понял? Ну а если он пропадёт… Словом, не дай тебе бог шифры забыть.

— Ага. Ладно.

— Ну а явиться тебе надо будет вот к кому.

Михаил Прокофьевич быстро вынул из внутреннего кармана пиджака записную книжечку, аккуратно вырвал оттуда страницу и золотым пёрышком каллиграфически написал несколько строк. Потом придвинул записку через стол к парню:

— Это, Николай, тебе надо будет намертво запомнить. К завтрашнему утру. И имя, и фамилию, и адрес. На это, я надеюсь, ты способен?

— Ну-ну…

— Завтра я у тебя её отберу, учти. Таких следов оставлять никогда не надо. Вообще мой тебе совет: старайся всё запоминать и ничего не записывать. Тренируй память, пока молодой. Пригодится в жизни. Так вот. В Москве ни одной живой душе этот адрес и эту фамилию не называй.

— Он что, шпион, что ли?

— Шпион не шпион, а большие деньги даром не даются. А тебе большие деньги нужны, так?

— Точно. Нужны.

Парень непроизвольно вздохнул.

— Ну вот, — продолжал Михаил Прокофьевич и указал пальцем на записку. — Этому человеку ты передашь весь груз. В обмен получишь портфель. И всё. И домой. Уже самолётом. Тебе купят билет.

— Понятно.

— Это-то всё понятно… — Михаил Прокофьевич задумчиво почесал мизинцем усы. — Непонятно другое. Видишь ли… Я буду с тобой откровенен. Чует моё сердце, что тот человек что-то задумал против меня. Но что именно, не знаю. Он хитёр как чёрт… Груз он, конечно, примет. А вот дальше… дальше гляди сам.

— Ладно. Поглядим. В случае чего я ему живо шею сверну.

— А!.. — поморщился Михаил Прокофьевич. — При чём здесь шея! Одно, во всяком случае, помни. Он, конечно, вознамерится тебя угостить обедом, выпивкой. Боже тебя сохрани! Он будет к тебе со всякими вопросами подъезжать. Молчи. Особенно про себя молчи. Кто ты, откуда — он ничего не знает и знать не должен.

— Ладно, ладно. Не враг я себе.

— Это уж точно. Теперь вот ещё что. Как я узнаю, что ты благополучно в Москву прибыл? Мне звонить или телеграфировать запрещаю. Кому же тогда?.. Вот что! Позвонишь Валентине.