"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Подпись нечеткая.
А еще через несколько месяцев я получил из Бонна очень короткое письмо:
„Относительно притязаний к германскому рейху. Министерство иностранных дел сожалеет, что не может предпринять по данному делу никаких действий“.
Я все еще жив!
Продаю и покупаю. Я левантиец [28] , это что-нибудь да значит. Левантийцы если и падают, все равно поднимаются.
Прошлым летом мы с женой ездили в Бурсу. Я показал ей персиковые сады, гору Улудаг и горячие источники. Были мы и в гостинице „Гелик Палас“. Великолепная гостиница. Двое мальчиков в светло-голубой форме стояли у дверей и усердно открывали их перед
28
Левант — страны восточного побережья Средиземного моря. — Прим. ред.
Мы сели в глубокие мягкие кресла в огромном с низким потолком холле и стали смотреть на растущие в больших кадках пальмы.
Я прочитал Дуриет проспект гостиницы:
„Летом наши гости наслаждаются великолепными окрестностями, кипящими источниками и лесами вокруг Бурсы. Зимой склоны величественной горы Улудаг — рай для лыжников. Здешний климат и ландшафт можно сравнить только с климатом и ландшафтом Швейцарских Альп. В каждом номере гостиницы „Гелик Палас“ своя ванная, горячая и холодная вода, телефон и центральное отопление. Большой популярностью пользуется плавательный бассейн. Наше кабаре удовлетворяет самые изысканные вкусы. Во время обедов и ужинов играет оркестр. Гостиница „Гелик Палас“ самая большая гостиница с минеральными источниками на Балканах и Ближнем Востоке“.
Дуриет молча слушала. Со второго этажа лились звуки музыки. Оркестр играл венские вальсы.
— Если они строили по моему плану, — заметил я, — то ресторан должен быть отделан светло-зеленым камнем и иметь одиннадцать колонн.
Мы пробыли в гостинице около часа. Мы не пошли в ресторан и не сняли номер. Это слишком роскошная гостиница. Цены в ней для нас были недоступны.
Мугуев Хаджи-Мурат
Три судьбы
К БЕРЕГАМ ТИГРА
Прежде чем опубликовать записки сотника Бориса Петровича, я должен рассказать, как они попали ко мне, и что побудило меня выпустить их в свет.
В 1917 году, возвращаясь из Персии, я встретил в городе Керманшахе сравнительно молодого казачьего офицера, оказавшегося моим попутчиком. В Хамадане Бориса Петровича (это был он) задержали какие-то непредвиденные обстоятельства. Части уходили с фронтов, демобилизация шла полным ходом. Узнав, что я буду на Кубани, мой новый знакомый попросил меня захватить с собою небольшой чемодан и оставить в Екатеринодаре, у его родных.
Я согласился. Но попасть в Екатеринодар мне удалось не скоро, вспыхнула гражданская война. Начались бои, отходы, наступления. Когда, наконец, XI Красная армия, в рядах которой я сражался, заняла Екатеринодар, выбив из него белых, никого из родственников Бориса Петровича в городе не оказалось.
Таскаться дальше с лишним чемоданом я не мог, скрыв его, я нашел в нем среди не представлявших
Мне пришлось участвовать в ряде славных сражений, покрывших нашу красную конницу неувядаемой славой. Киев… Житомир… Белосток…
Когда после упорных боев за переправу через Вислу я вместе с другими ранеными попал в белостокский госпиталь, на меня с соседней койки неожиданно глянуло знакомое смелое лицо с опущенными по-казацки вниз усами. По смеющимся глазам и добродушной улыбке раненого я понял, что он тоже узнал меня.
— Гамалий! — воскликнул я, обрадованный и потрясенный этой встречей.
Это был мой старый приятель, еще по турецкому и персидскому фронтам.
— Эге, братику, он самый.
Здоровая рука соседа крепко сжала мою.
— С нами! Наш!
— А как же, конечно! — и он любовно и гордо скосил глаза на алевший на его груди орден Красного Знамени.
Когда мы вдоволь насытились воспоминаниями, разговорами и взаимными расспросами, я неожиданно вспомнил Бориса Петровича. Гамалий помолчал, а затем грустно сказал:
— Нет его. Убит под Львовом. Жалко. Хороший, боевой был офицер, с первых же дней присоединившийся к народу.
— А как же быть с его дневником, записками? Они остались у меня.
— Не знаю, вам виднее.
На досуге я вновь перечитал рукопись и решил, что ее следует опубликовать. Листая страницы этих серых, дешевых тетрадей, я испытывал чувство гордости за русского солдата, за свою страну, за наш мужественный, стойкий народ. В описанном походе мне почуялось что-то общее с переходом через Альпы суворовских чудо-богатырей, со славными походами наших красноармейцев по безводным пескам Средней Азии.
В этих записках рассказана захватывающая история о том, как сотня людей была брошена в…
Впрочем, вы прочтете это сами.
ЗАПИСКИ СОТНИКА БОРИСА ПЕТРОВИЧА
Резкий звонок полевого телефона будит меня… Борясь со сном, протягиваю руку к аппарату.
— Да!.. Кто у телефона?
— Ваше благородие, командир полка просят вас и есаула Гамалия немедля прийти в штаб. Срочно требуют, — пищит в трубке. Я узнаю голос штабного писаря Окончука.
Встаю, позевывая, натягиваю черкеску и, уже на ходу пристегивая шашку, выхожу во двор. Персидское солнце палит немилосердно, и горячая неподвижная масса воздуха охватывает меня. По каменным плитам караван-сарая [29] лениво движутся редкие фигуры истомленных зноем казаков. Разморенный жарою часовой приходит в себя и, звеня шашкой, берет «на караул».
Вот и жилище, командира сотни. Собственно говоря, это просто глубокая и узкая ниша в массивной, полуторасаженной стене крепости, в которой мы стоим гарнизоном. Мы — это «лихой и непобедимый», как мы любим называть его, Уманский казачий полк. Полк входит в состав конного корпуса генерала Баратова, переброшенного осенью 1915 года в Северную Персию в связи с тем, что германские агенты развили лихорадочную деятельность в Тегеране, подготовляя угрожающее флангу наших армий вторжение в Персию турецко-германских сил.
29
Постоялый двор на Востоке.