"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Твердая поступь, солдатская выправка. Окинул нас коротким взглядом из–под седых, надвинувшихся на глаза бровей. Поздоровались… Сел за свой стол, еще раз посмотрел на нас. Томский товарищ и Волоков вышли. Мы остались вдвоем. Таиться было нечего. Я представился. Он удивился:
— Полковник? Из Москвы? Что же такое стряслось? Далекие наши края. Не говорю — глухие, нет глухих мест, где человек живот… Однако далекие. — Он еще раз взглянул на мое удостоверение. — Дубровин? Алексеевич! У нас тут знают Алексея Федоровича Дубровина… — Он вопросительно
— Алексей Федорович — мой отец…
— Этим и обязаны вашему приезду?
— Нет! Просьба, Николай Павлович! Разговор должен остаться между нами…
— Такое уж у вас учреждение. И без предварения понятно! Так что же? Не плен ли вспомнить приехали?
— Плен…
Власьев сдержанно вздохнул.
— Много раз вспоминать приходилось! Забыть и сам не забудешь…
— Вам что–нибудь может подсказать из далекого прошлого фамилия Шкаликов?
— Как не может! Обязательно даже может! Только что же покойника вспоминать?
— Покойника? Откуда у вас такая уверенность, что он умер?
— Как меня председателем выбрали, написал ему письмо… Знаю… По себе… Трудно нам было, кто в плену побывал. А мне люди нужны. Приглашал его работать в колхоз. Жена ответила: умер, дескать! Утонул! Тому лет пятнадцать уже…
— Жив Шкаликов!
— Жив? Хм! Удивляться не хочу! Всякое может быть… Фокус, конечно, занятный! Но плохого вы от меня о нем не услышите! Жизнь он мне спас!
— Вы что же, без него не решились бы на побег?
— Побег? Оттуда? Из немецкого лагеря? Каждый час о побеге думал! И не я один! Только бежать некуда! Далеко не убежишь! Так хоть надежда какая — свои вот–вот придут! А побег — это очередь из автомата!
— Вас выводили на работы… Это было за пределами лагеря. Завалы, разрушения…
— Протокол нашего допроса, я вижу, вы изучили, Никита Алексеевич! Сохранился?
— Сохранился…
— Со Шкаликовым не беседовали?
— Ищем, чтобы побеседовать!
— Нового он вам ничего не расскажет! Бесполезно! Хотя придется объяснить, зачем умер! — Власьев грустно усмехнулся: — Выжил я, товарищ полковник, потому, что умел молчать. Разные там и всякие подворачивались с разговорами о побеге… Может, кто и искренне искал попутчиков, а чаще — от лагерного начальства проверку делали… Игру такую любили. Сколотит провокатор группу для побега, соберутся. Немцы даже помогут. Только из лагеря долой — они следом… И весело, и начальству реляция, вот, дескать, какие мы молодцы ребята! Никто от нас уйти не в силах! Шкаликова откуда–то перевели. Шальной он, что ли, или испугался, что из нашего лагеря уже никуда не переведут. Он прямо в открытую предлагал всякому и каждому… Бежим — и все тут!
— На этот раз вы не испугались, что это провокация?
— Я опять же ничего ему не ответил… Завалы, обвалы там всякие… Это все не существенно… Шкаликов ударил по очкам немецкого солдата. Сбил очки. Голубев вырвал у солдата автомат и прошил очередью немца. Как они убили немца, я сразу и решил —
— Вы этого не рассказывали на допросе…
— А если Шкаликов не провокатор, а просто шальной и отчаянный малый? А? Загубил бы я его таким предположением! Потому и не рассказывал…
— Почему именно он пошел на хутор договариваться? Голубев считает, что по своей смелости…
— Голубев доходил… Он обессилел от голода… Куда ему идти? Раскольцев сам не спешил… Я так считал: если Шкаликов провокатор, а на хуторе немцы — не пойдет! Должен провокатор знать, где беглецов ждать договаривались… Нет немцев — снова риск… Вызвался идти, пусть идет. Жребий кидать между мной и Им надо было.
— Ну и как сейчас вы считаете? Провокатор он или нет?
— Никак не считаю… Не знаю, и точка! Всем, чем могу помочь, помог бы ему оправдаться!
— Помогите! Почему вы решили, что мы обязательно хотим его в чем–то обвинить? Во всяком расследовании всегда есть две стороны. Я тоже был бы рад, если бы он оказался честным человеком. Может быть, так оно и есть… Человек он, во всяком случае, сложный. Он исчез из дому. Скрылся… Разыграл спектакль… Утонул… И пятнадцать лет каждый месяц посылает деньги дочери… Такое напридумывал с этими переводами, мы ищем, никак найти его не можем! То из одного города идут переводы, то из другого! И все под разными фамилиями…
— Мне он там особо сложным не показался… Говорю, скорее шальным! А этот его фокус с переводами объяснить не могу. Не виделись с той самой поры, как к следователю из особого отдела ходили…
— Раскольцев–то женился на той польке…
— Да ну! — воскликнул Власьев и подался ко мне через стол.
— Это вас удивляет?
— Приглянулся он ей, значит… На голодного не похож был… Может, он в каком хозяйстве у немки батрачил… Подхарчила. Смазливым он был пареньком…
— Он старше вас.
— И я тогда был не старик. Что он там в протоколе показывает?
— Перечисляет лагеря, где был…
— По том временам другого ему не оставалось… Не нравилась мне его ухватистость… Да ведь недолго мы вместе были… И помалкивали… Польку мне хотелось бы повидать…
— Умерла она… Дочь от нее осталась…
— Они в Польше жили?
— Нет! Здесь. Раскольцев врач… Заметный! Специалист по печеночным заболеваниям!
— Печень у меня больная, но лечиться к нему не поеду!
8
…Все, однако, смешалось в моем повествовании, хотя я и стараюсь развертывать действия, как шло расследование. Но события развивались не в одном плане. Мы пока видели одну цель: найти Шкаликова, выяснить, кто его ищет, кого он боялся.
Случай на станции Рязань II с Василием вызывал сомнения. Но не такая уж это случайность, если разные люди ищут одного человека. Могло с Василием сыграть злую шутку просто нервное напряжение.
А между тем существовал во всей этой истории второй план.