Военные приключения. Выпуск 5
Шрифт:
— Выходит, так, — согласился с ним начальник отдела. — И дело тут не в том, что этот самый Нурбиев не хотел его выдавать. Видимо, этот икорных дел мастер — большой дока по части прятать концы и прекрасно знал, что когда-нибудь директор этот непременно попадется. Вот он и держал с ним одностороннюю связь.
— То есть когда товар был готов, он как-то сообщал ему, а затем уже переправлял?
— Видимо, так.
— А вдруг это наш? — с надеждой вздохнул Верещагин.
Белов усмехнулся:
— Тогда все было бы в идеале, Петр Васильевич. В общем,
Верещагин кивнул, соглашаясь, потом сказал:
— Здесь всплыли серьезные дополнительные факты. Разрешите доложить?
…Когда он закончил рассказ о Ветрове и изложил свою версию, Белов долго молчал, усваивая услышанное, побарабанил костяшками пальцев по столу, пытливо взглянул на следователя.
— Значит, считаешь, что пропавший в сорок пятом году сержант Калмыков и ныне здравствующий Ветров — одно и то же лицо? Любопытно… А ну-ка попробуй обосновать свои выводы еще раз.
Верещагин, не ожидавший, что начальник отдела так вот сразу воспримет его чисто интуитивную догадку, зябко передернул плечами.
— Понимаете, Андрей Алексеевич, Калмыков, который заведовал продовольственным складом по обеспечению движущихся на восток войск, и рабочий того те склада Иван Комов, по показаниям ачинских свидетелей исчезли в один и тот же день. Однако Комова вскоре нашли на берегу Чулыма; парень был убит выстрелом в затылок, и его опознала родная тетка, у которой он жил с сестренкой со дня их эвакуации из Смоленской области. Ну а Калмыков как под землю провалился. Следствием же было доказано, что Калмыков занимался систематически хищением продуктов и с помощью того же самого Комова перепродавал их частным лицам. Так почему бы не предположить, что, убив своего напарника, Калмыков взял его документы и скрылся из Ачинска?
— Логично, — согласился Белов. — Однако там был Комов, а здесь мы имеем Жо-мо-ва, — проговорил он по слогам. — И то, что тот и другой уроженцы одной области, еще ни о чем не говорит. Думаю, Ченцы встречаются на Смоленщине не в единственном экземпляре.
Верещагин всплеснул руками:
— Андрей Алексеевич, да подставь в любом документе к букве «К» лишь две небольшие загогулины, и «Комов» превратится в «Жомова».
— Согласен, хотя и не совсем, — наклонил голову Белов. — А не совсем оттого, что следователь, который сорок лет назад вел это дело, предусмотрел вариант превращения Калмыкова в Комова. И объявил розыск, как ты сам говоришь, не только на Калмыкова, но и на Комова. Так неужели в паспортных столах могли купиться на такую дешевку?
— Могли! — уверенно отрезал Верещагин. — И могли потому, что едва закончилась война, народ мигрировал по всей стране; к тому же этого самого Жомова вскоре призвали на действительную службу. А в комиссариатах на основе паспорта девчонки выписывали военные билеты, и вот вам — появился совершенно новый человек: Жомов Иван Матвеевич, двадцать девятого года рождения, уроженец деревни Ченцы Смоленской области. Да и проверить это было
Соглашаясь с доводами следователя, Белов спросил:
— Так-то оно так… Ну и что ты предлагаешь?
— Что предлагаю? — переспросил Верещагин. — В целях экономии времени самому выехать в Кежму — это село, где, судя по архивным данным, родился и откуда призывался в сорок третьем году Калмыков. В колонию же, где сейчас отбывает срок Нурбиев, направить фотографию Ветрова для опознания.
— Так, допустим, ты прав, — согласился Белов. — А как же дальнейшая разработка Ветрова в Кедровом?
— Считаю, что надо подключить БХСС транспортной милиции.
XV
Четвертый день нелетная погода держала Верещагина в Кежме. А районный прокурор даже пошутил по этому поводу: «Ну вот, дальневосточник и непогодь свою привез» — по радио сообщили о циклоне, который крылом захватил Хабаровский край, да и здесь ни с того ни с сего вдруг резко подморозило, выпал снег и от Ангары поднимался такой плотный туман, что местный аэропорт был наглухо закрыт даже для Як-40. Впрочем, Верещагин не очень-то огорчался этой задержкой — можно было немного отдохнуть.
Когда Верещагин прилетел в Кежму, то был приятно удивлен той оперативностью, что проявили сотрудники районного отделения милиции. По его запросу они провели всю предварительную работу, и старшему следователю Верещагину оставалось только встретиться с Ангелиной Борисовной Сбитневой, сестрой пропавшего в 1945 году сержанта Калмыкова. Откровенно говоря, к Сбитневой-Калмыковой он шел с затаенным страхом: уж слишком много надежд было возложено на эту поездку. К тому же неясно было, как его встретит хозяйка дома. И если вдруг его предположения верны и сестра что-то знает о судьбе брата, то, как говорится, ловить здесь было нечего. Однако его тревоги оказались напрасными.
Окрикнув насторожившихся собак, Сбитнева пригласила гостя в просторный, на несколько комнат дом и, по-бабьи сложив руки на животе, спросила чуть дрогнувшим голосом:
— Это что, правда, будто Вася нашелся?
Голос у нее был тихий, и только глаза, пытливо шарящие по лицу следователя, выдавали ее состояние.
Верещагин на минуту замялся, обругав в душе того «благодетеля» из местной милиции, что сообщил ей эту «радостную» весть. Впрочем, он уже прокрутил несколько вариантов предстоящего разговора и поэтому только пожал плечами.
— Не совсем так. Однако сейчас начинают проясняться кое-какие подробности исчезновения вашего брата, и мне бы хотелось посмотреть его довоенные фотографии.
— А-а-а, — тускло протянула хозяйка дома. — А я-то уж понадеялась… — Глаза ее как-то сразу изменились, вроде как потухли. Она помолчала немного, потом добавила: — Верите — нет, двадцать лет его разыскивала. Куда только письма и запросы не писала — никто, ничего. Все-таки, знаете, брат. У меня, кроме него, никого больше из родных нету…