Военные специалисты на службе Республики Советов 1917-1920 гг.

Кавтарадзе Александр Георгиевич

Необходимость подготовки такого количества командного состава диктовалось тем, что кадровый состав основного рода войск — пехоты понес тяжелые потери уже в боях первых месяцев войны и был «добит» во время летнего отступления 1915 г.; уже к концу этого года подавляющее большинство ротных и даже часть батальонных командиров были офицерами военного времени. В результате к осени 1917 г. в пехотных полках командный состав можно было разделить на две неравные, резко отличавшиеся друг от друга части — кадровых офицеров (главным образом начавших войну младшими офицерами), в какой-то степени еще сохранивших свои сословные признаки, и офицеров военного времени, которые в своем подавляющем большинстве представляли мелкую и среднюю буржуазию, интеллигенцию, служащих. Первые составляли около 4% от всего офицерского состава [79] (т. е. 1–2 кадровых офицера на полк), остальные 96% были офицерами военного времени [80] .

79

В эту группу входили кадровые офицеры, которые со своими полками выступили на фронт, а также офицеры, переведенные во время войны в строевые части из различных учреждений военного-ведомства.

80

Чернавин В.В. К вопросу об офицерском составе старой русской

армии к концу ее существования // Военный сб. Белград, 1924. № 5. Взяв за основу данные об офицерском составе семи полков (по одному из каждой дивизии 6-й армии Румынского фронта), Чернавин пришел к выводу, что из 725 офицеров этих полков лишь 27 были кадровыми (не считая командиров полков), т. е. неполные 4% от общего количества, остальные являлись офицерами военного времени.

Большинство из оставшихся в строю прапорщиков выпусков конца 1914 — первой половины 1915 г., получив боевой опыт, к октябрю 1917 г. были уже поручиками и штабс-капитанами [81] , многие из них успешно командовали ротами и даже батальонами. Прапорщики, выпущенные во второй половине 1916 г., и особенно в 1917 г. (они составляли не менее 50% от общего числа офицеров военного времени), имели значительно меньший боевой опыт, а многие из них вообще его не имели. Подобное положение можно объяснить тем, что боевых потерь с весны 1917 г. по сравнению с первыми двумя годами войны было относительно мало, производство же офицеров военного времени шло прежним, усиленным темпом, и на фронт поступали тысячи молодых офицеров.

81

Для производства в следующий чин прапорщиков и подпоручиков требовалось восемь месяцев.

Отсутствие достаточного боевого опыта у офицеров военного времени могло было быть в какой-то степени возмещено их теоретической подготовкой — общеобразовательной и специальной военной. Однако общеобразовательный ценз офицеров военного времени был невысок: несмотря на его разнообразие — от примитивной грамотности до законченного высшего образования, в целом свыше 50% офицеров военного времени не имели даже общего среднего образования. Что же касается специальной военной подготовки, то ее также нельзя было считать удовлетворительной, особенно у окончивших 3-месячный курс школ прапорщиков (уровень общеобразовательной и военной подготовки был выше у офицеров военного времени, окончивших кадетские корпуса).

Таким образом, к осени 1917 г. командный состав Действующей армии, составлявший почти 70% численности офицерского корпуса, практически соответствовал числу лиц в России того времени, имевших какое-либо образование (хотя бы и низшее); все такие лица призывного возраста, годные по состоянию здоровья к военной службе, становились офицерами [82] . Основная их масса происходила из мелкой и средней буржуазии, интеллигенции, служащих и даже из рабочих, но их было немного [83] . Следует особо подчеркнуть, что до 80% прапорщиков происходили из крестьян и только 4% — из дворян [84] .

82

В частности, сразу же после Февральской революции стал «разрабатываться» в спешном порядке вопрос об отмене национальных, вероисповедных и политических ограничений при производстве нижних чинов в офицеры. См.: Журнал заседания Временного правительства от 4 марта 1917 года // ЦГВИА. Ф. 366. Оп. 1. Д. 253.

83

Спирин Л.М. В.И. Ленин и создание советских командных кадров. С. 11.

84

Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. Париж, 1939. Т. 2. С. 212.

Важным источником для характеристики социального состава офицеров того времени является доклад генерала А.А. Адлерберга, состоявшего в распоряжении верховного главнокомандующего, о результатах осмотра запасных батальонов в конце 1915 г. В докладе отмечалось, что «большинство прапорщиков состоит из крайне нежелательных для офицерской среды элементов» (среди них были чернорабочие, слесари, каменщики, полотеры, буфетчики и т. д.). Вследствие того что «нижние чины часто, не спросив даже разрешения, отправляются держать экзамен», имели место факты, когда «совершенно негодные нижние чины» попадали в прапорщики. В соответствии с резолюцией на этом документе Николая II — «на это надо обратить серьезное внимание» — военный министр предписал начальнику Главного управления военно-учебных заведений «при приемах в военные училища молодых людей со стороны (т. е. не из кадетских корпусов. — А.К.) обращать строгое внимание на соответствие кандидатов офицерскому званию, нижних же чинов принимать в военные училища при непременном условии удостояния (согласия. — А.К.) их к тому начальством» [85] . Приведенный документ является еще одним доказательством того, что основную массу строевого офицерства русской армии в годы первой мировой войны никак нельзя относить к «буржуазно-помещичьим» кругам России. Ошибочной также является точка зрения некоторых советских историков, и в частности Ю.П. Петрова, согласно которой «офицерский корпус старой русской армии… комплектовался из представителей господствующих классов — помещиков и буржуазии» и лишь в связи со значительным увеличением численности этого корпуса в его среду получили «некоторый доступ» представители демократических элементов [86] . Между тем из вышеизложенного видно, что этот «некоторый доступ» в офицерский корпус демократических элементов практически означал, что они составляли свыше 80% офицеров военного времени. Что же касается генералов и штаб-офицеров, то можно согласиться с мнением Л.М. Спирина, что за время войны социальный состав генералов претерпел незначительные изменения, а среди штаб-офицеров несколько возросло число представителей буржуазии. Таким образом, к осени 1917 г. «верхушка офицерского корпуса по-прежнему оставалась дворянской» [87] .

85

ЦГВИА. Ф. 7690. Оп. 2. Д. 35. Ч. 1. Л. 5.

86

Петров Ю.П. Военные комиссары в годы гражданской войны (1918—1920 гг.). М., 1956. С. 6.

87

Спирин Л.М. В.И. Ленин и создание советских командных кадров. С. 11.

В исторической литературе в отношении численности офицерского корпуса русской армии по состоянию на октябрь 1917 г. существуют различные точки зрения: Л.М. Спирин определяет ее в 240 тыс. человек [88] , А.А. Буравченков — в 275–280 тыс. [89] , а Г.Е. Зиновьев

доводит до полумиллиона [90] .

По нашему мнению, этот вопрос требует специального всестороннего исследования. Но в интересах темы целесообразно сделать попытку, не претендуя на исчерпывающую точность приводимых данных, высказать следующие соображения. Как отмечалось выше, после проведения мобилизации офицеров, состоявших в запасе и бывших в отставке, а также досрочных выпусков офицеров из военных и специальных училищ численность офицерского корпуса достигла 80 тыс. человек. За время войны в него влилось примерно 220 тыс. прапорщиков. Потери офицерского состава за время войны достигли 71 298 человек [91] , из них вернулось в строй (после излечения ранений, контузий, болезней и т. д.) до 20 тыс. человек [92] . Таким образом, можно принять численность офицерского корпуса русской армии к октябрю 1917 г. в 250 тыс. человек.

88

Там же.

89

Буравченков А.А. Указ. соч. С. 147.

90

Зиновьев Г.Е. Армия и народ: Советская власть и офицерство. Пг., 1920. С. 12.

91

Россия в мировой войне 1914—1918 гг.: В цифрах. М., 1925. С. 31. Эти потери распределялись следующим образом: генералов — 208, штаб-офицеров — 3368, обер-офицеров — 67 722 (в том числе 37 392 прапорщика).

92

К 1 января 1917 г. после излечения в строй вернулись 16 126 офицеров (ЦГВИА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 179. Л. 11), следовательно, можно полагать, что к осени в строй вернулись до 20 тыс. офицеров.

Октябрьская революция. Слом старой армии. Судьбы русского офицерства

25 октября (7 ноября) 1917 г. [93] свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, которая открыла новую эру в истории человечества.

Как писал Е.Н. Городецкий, к этому времени русская армия состояла из двух частей: с одной стороны, из миллионов одетых в солдатские шинели крестьян и рабочих, которые принимали активное участие в Февральской революции, а после Октябрьской революции — в борьбе за демократические переустройства в армии и за мир, и, с другой стороны, 250-тысячного офицерского корпуса, который в отличие от революционной армии Ленин называл контрреволюционными верхами [94] .

93

Даты, относящиеся к истории дореволюционной России, приводятся по старому календарному стилю; в период от Февральской революции и до 31 января 1918 г. включительно по двум стилям; с 1 (14) февраля 1918 г. — по новому стилю.

94

Городецкий Е.И. Рождение Советского государства. М. 1965. С. 355.

В результате подобного подхода к проблеме в советской историографии закрепился своего рода стереотип: подавляющее большинство генералов и офицеров русской армии, как это и подобает контрреволюционным элементам, не только враждебно встретили Октябрьскую революцию, но сразу же бежали «на Дон и на Восток» [95] , чтобы начать вооруженную борьбу против Советской власти. И.З. Хасанов, например, пишет, что после Октябрьской революции «подавляющее большинство офицеров и генералов царской армии выступило против Советской власти…» [96] ; Ю.И. Кораблев говорит о «значительной части офицерского состава» и «большей части генералитета» как о противниках власти Советов [97] ; Н.И. Шатагин считает, что «многие из них (т. е. генералов и офицеров. — А.К.) с первых же дней Октябрьской революции перешли в лагерь контрреволюции и стали сколачивать белогвардейские войска для борьбы против Советской Республики» [98] .

95

В плане издания «Истории гражданской войны» (М., 1932. С. 31) так был озаглавлен целый раздел.

96

Хасанов И.З. Борьба партии за привлечение военных специалистов (1918—1920 гг.) // Вести. ЛГУ. 1971. № 2. История. Яз. Лит. Вып. 1. С. 34, 35.

97

Кораблев Ю.И. В.И. Ленин и защита завоеваний Великого Октября. 2-е изд. М., 1979. С. 137.

98

Шатагин Н.И. Указ. соч. С. 49.

Если согласиться с приведенными высказываниями, следует принять следующую схему: «подавляющее большинство» генералов и офицеров русской армии (из принятой нами численности в 250 тыс. человек, скажем, более 200 тыс.), встретив враждебно Октябрьскую революцию, бежали «на Дон и на Восток», чтобы выступить против нее с оружием в руках. Однако подобная схема нам представляется не только слишком упрощенной, но и неверной. По нашему мнению, отношение русского офицерства к Октябрьской революции, его размежевание после Октября имели более глубокие корни и зависели от многих обстоятельств объективного и субъективного характера, без выяснения которых невозможно разрешить этот вопрос.

Прежде всего следует особо подчеркнуть, что поляризация офицерского корпуса русской армии началась задолго до Октябрьской революции, еще в ходе мировой войны, когда кадровый офицерский состав Действующей армии понес тяжелые потери и офицерский корпус пополнился 220 тыс. офицеров военного времени, т, е. в 4,5 раза больше, чем было кадровых офицеров накануне первой мировой войны.

Известно, что офицерский состав императорской армии отнесся к свержению самодержавия в целом без активного противодействия, а в своем большинстве даже сочувственно. Особенно это относилось к офицерству Действующей армии. Достаточно сказать, что даже самые «верхи» армии — начальник штаба верховного главнокомандующего генерал М.В. Алексеев и все главнокомандующие армиями фронтов — генералы Н.В. Рузский (Северный фронт), А.Е. Эверт (Западный фронт), А.А. Брусилов (Юго-Западный фронт), В.В. Сахаров (Румынский фронт), великий князь Николай Николаевич (Кавказский фронт) высказались за отречение Николая II от престола. Из всех высших военачальников (в звене армия — корпус) только генералы Ф.А. Келлер и Хан-Гуссейн-Нахичеванский (командиры 3-го и Гвардейского кавалерийских корпусов) сделали попытку встать на защиту последнего российского самодержца. Сочувственное отношение офицерского состава к падению самодержавия выразилось прежде всего в том, что как в Действующей армии, так и в тыловых округах присяга Временному правительству прошла, за редким исключением, сравнительно гладко. Из этого, конечно, не следует, что подавляющее большинство генералов и офицеров после Февральской революции стали республиканцами: бесславный финал самодержавного правления Николая II убедил их в необходимости изменения государственного правления России.