Военный Петербург эпохи Николая I
Шрифт:
Рядовые Л.-гв. Егерского, Финляндского и Волынского полка в 1826–1828 гг.
Армейский офицер того времени Федор Федорович Торнау вынужден был признать: «Кремневые ружья, которыми была вооружена наша пехота, не имели ни одного качества, необходимого для верной стрельбы: они отдавали так сильно, что люди боялись прикладывать к ним щеку, без чего нельзя было палить; патрон, болтаясь в дуле, также мешал верному полету пули, а частые осечки, зависевшие от кремня или от плохого состояния боевой пружины, редко позволяли надеяться на то, что ружье действительно выстрелит. Менее всего обращали тогда внимание на стрельбу, обучая солдат одним темпам, да маршировке в три приема, будто в этом заключалась вся загадка непобедимости. Кроме того, существовал между ними предрассудок, что не следует метить в противника, для того чтобы самому
98
Торнау Ф.Ф. Записки русского офицера. М., 2002. C. 33.
Последний образец кремневого ружья в России вышел в 1839 году (первый — в 1700 году). В 1843 году в Л.-гв. Финляндском и Волынском полках кремневые ружья были переделаны в ударные — это было уже следующее поколение ружей. Вместо кремня, из которого высекалась искра, воспламеняющая порох, использовался капсюль. В следующем году эта замена произошла во всей армии.
Вид Аничкова дворца и Невского проспекта зимой. Худ. В.С. Садовников. После 1844 г.
< image l:href="#"/>Обер-офицер, Штаб-офицер и рядовые Л.-гв. Измайловского полка. Литография нач. 1830-х гг.
В конце 1840-х годов у французов вместо круглой пули впервые появилась коническая пуля Минье, которая совершила целый переворот в баллистике. Вскоре она была принята и в русской армии для штуцеров, но опыт показал, что новая пуля, при всех ее достоинствах, слишком сложна в изготовлении, поскольку состояла из двух частей. Император Николай I сам разработал более простой и надежный монолитный вариант конической пули. Новый образец был изготовлен «по собственноручно начертанному его величеством рисунку, с внутренней пустотою». В 1852 году в гвардии была принята новоизобретенная, еще более совершенная бельгийская пуля Петерса.
В 1854 году, уже во время Крымской войны, гвардейская пехота стала получать новые, только что выпущенные нарезные ружья образца 1854 года, переделанные из гладкоствольных образца 1852 года, которые назывались «переделочными». Гвардия всегда служила примером для армии, с гвардии начинались все нововведения в вооружении, обмундировании, амуниции, строевой и боевой подготовке войск.
Когда гвардия квартировала в своих казармах в Петербурге, значительное место в ее жизни занимала караульная служба. В императорские дворцы, военные и государственные учреждения, на городские заставы и другие объекты назначались разные по численности караулы. На главную гауптвахту Зимнего дворца заступала целая рота, более двух сотен человек во главе с ротным командиром и двумя младшими офицерами. В других местах было достаточно нескольких десятков солдат с одним офицером. Все эти караулы назывались офицерскими, а другие, менее значительные, были унтер-офицерскими или ефрейторскими.
Караульные наряды в Петербурге были многочисленны, гвардейские караулы охватывали весь город, от блестящего центра до тихих окраин. Если полк гвардейской пехоты получал приказ заступить в караулы по 1отделению, это означало, что людей от полка на все посты требуется более батальона. Например, в 1830-х годах это число составляло 24 офицера, 74 унтер-офицера, 30 музыкантов и 961 рядового. Караул по II отделению требовал от полка 11 офицеров, 36 унтер-офицеров, 9 музыкантов и 471 рядового, а I отделение в это время занимал караул от другого полка. Были еще III, IV, V отделения, но они требовали от полка незначительное число людей. Каждый полк в течение года, за вычетом времени, когда находился в лагерях, нес караулы довольно часто. Например, подсчитано, что Л.-гв. Финляндский полк по I отделению заступал 20–25 раз в год, по II — около 10, и еще 5 раз нес наряд по обоим отделениям сразу, когда все офицеры и почти все нижние чины попадали в караул, кроме батальона, который стоял в загородном расположении. (При Николае I в каждом полку гвардейской пехоты два из трех батальонов располагались в казармах, а один, из-за недостатка места — в ближайших к Петербургу деревнях. Смена происходила каждый год, после окончания летних маневров.)
Рядовой Л.-гв. Уланского полка в 1837–1846 гг.
Главная нагрузка в Петербурге ложилась на восемь полков гвардейской пехоты, причем из 24 батальонов в городе одновременно находилось только 16. Полку приходилось отряжать караул каждые 7–8 дней. Л.-гв. Литовский полк, переведенный из Варшавы в Петербург, в казармы, завершенные в 1836 году, разделил тяжести караульной службы с остальными пехотными полками. Другие гвардейские части, расположенные в столице, — три полка кавалерии, артиллерия, отдельные батальоны и дивизионы —
Во время ледохода и ледостава на Неве, когда убирались наплавные мосты и не было сообщения между центром города и островами, караулы несли по «заречному положению», то есть Л.-гв. Финляндский полк вынужденно оставался на Васильевском острове, Л.-гв. Д.Г. Гренадерский — на Петербургском, Л.-гв. Литовский — на Выборгской стороне, а во всем остальном городе обходились силами других полков. Офицер Л.-гв. Преображенского полка Колокольцев вспоминал: «Развод с церемониею давался на этот раз от нашего полка. И в этом случае мы занимали караул не целым полком, за раз, а одним батальоном, например, сегодня, а другим — завтра. Поэтому и одна половина офицеров нашего полка идет сегодня, а другая нас сменяет завтра. Но при разводе присутствовали и парадировали офицеры всего полка». [99]
99
Колокольцев Д.Г. Л.-гв. Преображенский полк в воспоминаниях его старого офицера. 1831–1846 // Русская старина. 1883. Т. 38. № 6. С. 600–601.
Постройка в 1850 году постоянного Благовещенского моста разрешила эту проблему. В ледоход и ледостав лейб-гренадеры попадали на Васильевский остров через деревянный Тучков мост, который с 1835 года стоял на свайных опорах, а затем, как и финляндцы, шли по Благовещенскому мосту на левый берег Невы.
Рядовые Л.-гв. Егерского полка в 1833–1843 гг.
Когда большая часть гвардии уходила в походы, в помощь оставшимся батальонам для несения караулов в Петербурге привлекались ближайшие к городу армейские полки. Так было во время Турецкой, Польской, Венгерской кампаний. В годы Крымской войны после ухода всей гвардии в Литву караулы в Петербурге несли уже созданные запасные гвардейские полки.
По традиции, заведенной еще императором Павлом Петровичем, караул начинался с развода, где объявлялись приказы и важнейшие известия, такие как, например, манифест о начале войны. При Николае I развод проходил посреди Дворцовой площади, где в теплую погоду собиралась масса зрителей, а зимой караулы строились в манеже. Разводам, на которых присутствовал сам император, придавалась огромное значение. В наше время трудно представить, до какой степени доходили педантизм и строгость этой церемонии. Идеальная красота перестроений достигалась ценой многократных повторов, чтобы каждое движение было доведено до автоматизма. Поэтому разводу предшествовала репетиция, которая проводилась прямо на месте. Офицер Л.-гв. Преображенского полка князь Н.К. Имеретинский вспоминал: «Батальон приходил в манеж за час до прибытия старшего начальника, и все это время равняли. Приезжал начальник и почти всегда замечал, что плохо выровнено. Тогда все опять набрасывались, и от множества нянек дитя-солдат и в самом деле был без глазу, потому что терпеливо ждал, чтобы выдвинули или осадили, и сонно исполнял, что велят. Начинались, наконец, ружейные приемы. Тут все должно было замереть и никто ни гугу. Чуть где-либо раздавался глухой кашель, начальник энергически кричал „Не кашлять!“, а в случае повторения страшно набрасывался на всех из-за одного: „Смирно, не кашлять! Что за гадость такая завелась!“. Далее по команде: „Господа обер-и унтер-офицеры на середину марш!“, начиналось уравнивание шага этих господ, шествующих со всех пунктов на середину. Не обходилось без того, чтобы их не повернуть раз десять взад и вперед… Потом офицеров учили являться поодиночке, салютовать и рапортовать государю… Чтобы не подвергать себя глумлению, мы часто практиковались сами по себе, рапортуя один другому. Это было и веселее, и чуть ли не полезнее, чем на репетиции.
После сбора на середину адъютант командовал: „Первый взвод!“ и тогда батальон двигался в сторону и расставлялся по караулам, причем ворочались направо, и каждый караул отходил настолько, чтобы оставить место своему караульному офицеру и унтер-офицеру. Это построение доставалось с великим трудом… Потом командовали: „Господа обер-и унтер-офицеры, на свои места марш!“ и опять начиналось топтание, уравнивание такта с беспрестанным останавливанием, пока, наконец, не раздавалось: „Повзводно направо-ди“. Взводы заходили, причем их раз пятнадцать ворочали на прежнее место и повторяли то же самое. Когда все были измучены и запарены до крайности, тут-то и начинался церемониальный марш: тихим, скорым, вольным и даже беглым шагом — сначала шли фронтом, а под конец рядами. Последнее прохождение было совершенною каторгою. Длинную линию, вытянутую рядами, водили без конца вокруг громадного прямоугольника манежа». [100]
100
Цит. по: Гулевич С.А. История Л.-гв. Финляндского полка. СПб., 1906. Т. 2. С. 254255.