Военврач
Шрифт:
– Давай, давай, парень! Терпи, немного осталось!
– глухо, откуда-то из другого мира доносятся их голоса.
– Спасибо...
Еле выдавил это слово из себя. Чувствую, что мне уже и говорить тяжело становится. Что за состояние такое? На двухкилометровой отметке обгоняет Двести пятидесятый в синей футболке и спортивных кальсонах. На выбритой наголо голове в такт движениям подпрыгивает русая косичка.
– Отдохни немного. Ляг на травку, ноги подними вверх, обопри их об дерево. Минут пятнадцать полежишь и побежишь!
– Спасибо большое.
Если я лягу, то уже не встану. Ноги я поднять не в состоянии. Такого лежащего меня может забрать "скорая помощь" и отвезти в больницу. Нет, только вперёд!
На отрезке три километра,
– Двести двадцать седьмой, тридцать восемь кругов.
– Я беру часовый отдых.
Судья откладывает мой регистрационный лист в сторону. На часах 14:40. С трудом переступаю бордюр и падаю на плащ-палатку, постеленную Надей на травяной газон.
– Как ты, Слава?
– О, лучше не спрашивай, Надюша! Дай мне ватный шарик с нашатырным спиртом. Что-то мне совсем плохо.
Кажется, что за это время изменился голос. И не только. Протираю виски тампоном, но запаха не ощущаю.
– Что-то нашатырь весь выветрился. Старый, наверное?
– Да нет, Слава, я чувствую.
– Значит, у меня что-то с обонянием случилось.
– Ты сейчас похож на монаха. В этой черной шапочке, с бородкой, заострённые черты лица!
– Спасибо. Ты мне, пожалуйста, суп куриный налей и чай с булочкой и конфетой шоколадной.
– А каши овсяной принести? На общественной кухне раздают.
– Да, принеси.
– Может тебе массаж сделать?
– Да, было бы неплохо. Ноги, как деревянные.
– А как? Я спортивный никогда не делала.
– Ты просто помни мышцы ног. Стопу, голень, сделай акцент на бедренной группе... А я пока поем, хорошо?!
Надя делает мне поверхностный массаж и делится своими впечатлениями о прошедшем для неё полумарафоне и моих сутках, а я не спеша насыщаюсь едой. Впервые за сутки у меня появилась такая возможность. Всё торопился-торопился, время экономил для отдыха, подгонял себя неведомо для чего. Куда и зачем? Сколько я его потерял на ходьбе? Постепенно думать и философствовать становится тяжело, и я просто смотрю на передвигающихся мимо меня бегунов. Неужели и я так никчёмно выгляжу со стороны?! А затем и это становится тяжело, и просто закрываю глаза.
– Разбуди меня, Надюша, когда время отдыха закончится.
Пытаюсь оценить свой уровень
– Слава, вставай, время истекло!
– тормошит меня Надя, и я лениво возвращаюсь из кратковременного забытья. Час отдыха заканчивается, стрелки часов неумолимо приближаются к отметке 15:40. Появляется мысль о прекращении бега. Точнее она давно и неоднократно уже возникала, но лишь сейчас актуализировалась. Её подпитывает то, что до места промежуточного финиша расстояние в сто метров. Меня беспокоит, что надо возвращаться обратно, чтобы сказать судьям о том, что я возобновил движение на трассе. Это ведь лишние двести метров! Может они поверят Наде, что вышел на дистанцию? Так тяжело идти обратно.
Надя что-то рассказывает о приключениях, событиях, произошедших за эти сутки. Я слушаю её, но моё внимание поглощено предстоящими метрами.
– Слава, тебя вызывают!
– Не слышал.
Смотрю на часы, да, прошёл час. Пора!
– Надя, сходи к моему судье, скажи, что я тронулся в путь.
– Хорошо, а поверят?
– Двести двадцать седьмой, прибыть на линию старта!
– доносится голос из динамиков.
– Слышишь, они просят на линию старта!
– Да, плохо, я ведь преодолел эти сто метров, зачем ещё дважды это делать. Помоги мне, пожалуйста, подняться.
Надя изо всех сил тащит меня за руки, но мои ноги меня не слушаются. За время горизонтального покоя они отекли и не сгибаются в необходимых мне суставах. Пытаемся их раскачать толчкообразными движениями (очень похоже на застрявший автомобиль). Это получается лишь с пятой или шестой попытки.
– Двести двадцать седьмой, прибыть на линию старта!
– голос судьи становится настойчивей.
– Да слышу я, слышу я, уже иду!
Но встать - это полбеды, вторая половина - это пойти. Вспоминаю аналогию с лётчиком - героем отечественной войны лётчиком Маресьевым, сбитым над вражеской территорией. Помогает, но ненадолго. Надя отбегает в сторону, чтобы взять дополнительно порцию чая или каши. Я чувствую, что не в силах удерживать равновесие вертикально и после очередного шага приземляюсь пятой точкой на асфальт. Странно, но боли не чувствую. Какая-то анальгезия наступила! Пытаюсь подняться, но тщетно. Моих сил для этого не хватает. Боковым зрением наблюдаю тренеров, зрителей. Хоть бы кто-нибудь протянул руку! Неужели не догадываются или не хотят помогать соперникам. Сколько это продолжалось, я не помню. Но такого чувства беспомощности я ранее никогда не испытывал. Зову на помощь Надю. Она подбегает, и вместе мы приобретаем вертикальное положение.
– Надя, я решил, мне хватит на сегодня!
– Нет, Слава, ты должен! Ты должен преодолеть ещё два круга. Это всего лишь девять километров.
– Я не могу больше идти!
– Можешь! У тебя два с половиной часа времени и всего девять километров. Давай, попытайся их пройти, я тебя люблю!
– Двести двадцать седьмой прибыл на линию старта!
– сообщаю о своей готовности судейской коллегии.
– У двести двадцать седьмого тридцать восемь кругов позади!
– верно сообщает мне мой судья-счётчик кругов.
– Слава, можно я тебя сфотографирую?
– Конечно, Наденька!
Но прохожу двести метров, и мой оптимизм куда-то улетучивается. Хочется плакать, но нечем...
Надо себя разогнать! Лучше всего этому помогает борьба со временем и личный секундомер. Пятьсот метров за восемь минут! Следующие пятьсот за шесть. Дохожу до скорости десять минут на километр. Быстрее не могу. К середине круга небо разразилось холодным ветром и ливнем. Это весьма кстати, так как трезвит сознание лучше любого нашатыря. Откуда-то появляются силы. Видимо, домашняя пища вместе с отдыхом принесли свои плоды. Я иду, облизывая на губах солёные ручейки дождя. Трасса быстро пустеет. Часть бегунов взяли отдых и перешли в палатки. Мне же всегда нравилось бегать в экстремальных условиях: под дождём, в жару или холод. Бежишь наперекор стихии. Так и сейчас. Мокрый, но довольный.