Воевода Шеин
Шрифт:
Враг появился неожиданно. С утра в Мценске жизнь шла заведённой чередой. Было четырнадцатое апреля, понедельник Светлой седмицы, в храме чуть свет началась служба и длилась целый день. Кому нужно было, сходили на торг. Завечерело, и тут в крепость примчались дозорные.
— Орда! Идёт орда! — кричали они.
Эти крики сразу всполошили весь город. Воины, похватав оружие, бежали на площадь. Их подгоняли сотские:
— Всем на стены! Ружья заряжай!
— Пушки к бою! — надрывались старшие нарядов.
Гонец, что прискакал первым, нашёл Шеина, доложил:
— Батюшка-воевода, ордынцы идут от Польши.
Михаил поспешил к западным воротам. Не успел он подняться на помост, как оттуда
— Ордынцы близко у стен! Они поджигают их!
Ничего подобного Михаил не знал, не слышал, чтобы ордынцы нападали так отважно. Он распорядился уничтожать их из ружей. Но стрельцы не могли поднять головы из-за зубцов стен, потому как над ними роем летели стрелы. Шеин понял, что, если стены загорятся, беда будет неминуемой. Он побежал к воротам, чтобы собрать там воинов и сделать вылазку. Однако он совершенно забыл, что в случае обороны всё было продумано заранее. И первыми дали бой ордынцам пушкари. Разом ударили по врагам со стены двадцать пушек, что стояли на западной стороне. После первого залпа в стане врага, откуда летели тысячи стрел, и многие с огненными хвостами, началась паника. Сразу были убиты сотни коней и всадников. Крымчаки не могли понять, какая сила валит их на землю, ломает руки, ноги, пробивает грудь. Пушкари продолжали наводить ужас. Наряды двух пушек, которые стояли в угловой башне, успели сделать несколько выстрелов вдоль стен. Многие конные ордынцы с факелами были убиты. Других добили стрельцы, над которыми уже не летели рои стрел.
Стемнело. Ордынцы как нахлынули неожиданно к стенам, так и отхлынули от них. Шеин поднялся на стену и велел двум пушкам выстрелить вслед отступающим ордынцам. Через миг до крепости долетели дикие вопли: ядрышки нашли-таки свою цель.
В это время кто-то из воинов на стене закричал:
— Горит! Горит стена! Воду давайте!
С десяток воинов кинулись к ближнему колодцу, и пошли, пошли по руками бадьи с водой на стену. Вскоре опасность миновала, огонь был потушен.
В стане защитников крепости появились первые раненые. Один из ратников был убит: стрела попала в шею.
Наступила ночь, но никто из воинов не покинул стены, не ушёл от пушек. Шеин и Вельяминов собрали тысяцких и сотских и наказали им быть начеку.
— Помните, что на рассвете ордынцы вновь прихлынут к стенам и, может быть, придумают какую-нибудь новую лисью уловку. И припасите воды. Раз они пытались поджечь стены, то не отступятся, — заметил Шеин.
К Михаилу подошёл сотский Никанор.
— Воевода, выпусти меня и моих шестерых охотников посмотреть, как дичь расположилась на ночь.
— Это очень важно? — спросил Михаил Никанора.
— Да, воевода. Нам нужно языка привести.
— Но ведь опасно!
— Опасно. Оно и в крепости бывает опасно...
Никанор нравился Михаилу своим спокойствием, обстоятельностью и бесстрашием. Воевода понял, что без таких отважных воинов войску нельзя быть. Их надо искать, должно давать им волю действовать на свой страх и риск, как они разумеют. И, выслушав все доводы Никанора о том, что ему нужно идти на поиск, Михаил отпустил его.
— Только береги, Никанор, своих воинов. И сам на рожон не лезь.
— Это уж как получится, — ответил сотский. — Так я пошёл.
Никанор и его шестеро «охотников» давно уже знали вокруг крепости каждый овражек, лощинку, кусты и всё, где можно было укрыться от врага. Знали они и о том, что обойти стан противника вблизи невозможно. Лишь на южной стороне от Мценска, за рекой Снежеть примыкал к крепости лес. На его опушку и пробрался Никанор с воинами, когда покинул крепость через южные ворота. Сюда ордынцы почему-то не осмелились идти. Этим и воспользовался Никанор. От опушки леса до вражеского стана было рукой подать. Тут и затаились «охотники».
— За мной! — тихо приказал товарищам Никанор.
Они короткими перебежками, падая и вновь вставая, побежали наперерез всаднику. Вот он догнал жеребца и кобылу, завернул их в табун. Они покорно шли впереди него, и как только миновали Никанора, он вскочил и в два прыжка оказался рядом с всадником. Тот и опомниться не успел, как очутился на земле. Подбежавший Пётр всунул в рот ордынцу кляп. Подскочил и Прохор. Они подхватили «языка» за руки и за ноги и побежали к лесу.
В лесу лазутчики срезали охотничьими ножами берёзовую жердь, привязали к ней пленника и вчетвером, по двое с каждого конца, понесли его через лес к южным воротам. Рассвет только занимался, когда Никанор привёл свою «дружину» в крепость. Ордынца «распеленали» и повели к Шеину.
По пути Никанор заговорил с пленником по-татарски. Сотский убеждал его сказать про орду всю правду, тогда он будет избавлен от пыток, ему сохранят жизнь и отправят в Москву.
«Язык» в ответ не проронил ни слова. Ему было лет тридцать пять, он был сухощавый, низкорослый, с редкой бородёнкой. Он лишь сверкал на «урусов» чёрными злыми глазами. Его привели под навес воеводского дома. Когда рассвело, Никанор велел на глазах у пленника готовить орудия пыток.
Был разведён костёр, в него положили калиться железный прут. Нашёлся обруч, которым сжимают голову. Рядом с костром поместили железные клещи и, наконец, плеть с крючьями. Все эти приготовления Никанор сопровождал пояснениями на татарском языке. С каждой минутой пленник бледнел всё больше. Куда делась коричневая окраска его лица! Оно было похоже на кусок грубого отбелённого холста. Страх пытки победил в «языке» преданность князю Шалиману, ко всему тому, что связывало его с ордой, с сородичами. Он заверил Никанора, что расскажет обо всём, о чём знает. Но вопросов у Никанора к нему было очень мало. Он спросил пленника о том, сколько воинов в орде, кто привёл её к Мценску, есть ли у ордынцев пушки, ружья.
Пришёл Михаил Шеин. Никанор слово в слово передал ему то, что сказал ему Риза — так звали ордынца. Переведённое Никанором не пришлось Шеину по душе. К Мценску приведена тьма воинов — десять тысяч, и над ними стоит князь Шалиман-Гирей — так именовал Риза Шалимана. «Растёт батыр, — подумал Михаил. — Но почему он так забывчив? Взяв в плен, мы же не отправили его в рабство, отпустили». Шеину было над чем поразмышлять, однако времени у него на это не оказалось.
Едва поднялось солнце, как на виду у крепости появился небольшой отряд ордынцев. Они приближались, и один из воинов держал белое полотнище. Рядом с этим воином ехал князь Шалиман. Когда Шеин поднялся на стену, Шалиман закричал ему:
— Слушай, русский воевода, что тебе скажет крымский князь! Я пришёл побить тебя за то, что ты в прошлом году оскорбил меня. Но я милосерден. Открой ворота крепости, сдавайся в плен. Я сохраню тебе и твоим воинам жизнь! Даю тебе на размышления сутки.
— Князь Шалиман, ты наглый шакал. Ты забыл, что я даровал тебе жизнь и свободу. Теперь говорю: убирайся немедленно с русской земли или я убью тебя. Достаточно того, чтобы ты понял нашу силу со вчерашнего урона. Сколько потерял ты воинов?