Воевода

Евдокимов Дмитрий Валентинович

Перед обедом послы вручили царице подарки короля — тридцать золотых и серебряных кубков, серебряный фонтан с тазом. От себя лично Олешницкий преподнёс шаль с бриллиантами и диадему. Димитрий, осмотрев подарки, не удержался от презрительного замечания:

— Господин посол дал, что имел!

Послов провели в обеденный зал нового дворца. Когда Олешницкий убедился, что его столик находится всего в половине локтя от царского стола, его самолюбие было удовлетворено.

Хотя царь старался быть любезным с послами, без ссоры всё же не обошлось. После первого кушанья кравчий Хворостинин, чьё

миловидное личико вызывало усмешки поляков, говоривших между собой, что юноша является «секретом» государя, поднёс ему рюмку из горного хрусталя. Димитрий, приподнявшись и сняв шапку, предложил выпить за здоровье посла, затем сел вновь и выпил. Потом из рук Хворостинина взял золотую чарку, наполненную вином, и протянул её послу. Олешницкий вынужден был подняться, подойти к царю и выпить её стоя. Затем царь предложил выпить таким же образом за здоровье Гонсевского. Однако тот, обиженный оказанным невниманием, отказался. К нему подошёл Ян Бучинский.

— Пусть сам царь подойдёт ко мне! — заносчиво изрёк шляхтич. — Я представляю здесь особу короля!

Бучинский доложил царю, тот, вспыхнув, сказал:

— Передай, если он немедленно не подойдёт, я прикажу выбросить его из окна!

Бучинский вновь вернулся к Гонсевскому, обратился к нему с умоляющим видом:

— Бога ради, иди за той «полной», его величество император сильно обижен, и будет слишком дурно, если ваша милость не подойдёт.

Гонсевский вынужден был подчиниться и, встав рядом с царём, выпить объёмистую чашу до дна под его пристальным хмурым взором.

«После того как сели за стол, в свои серебряные сидения, великий князь и государыня и пред ними наставили несколько кушаньев, посадили и нас по шинку. Как и на иных обедах, ставили по два и по три кушанья... а было всего тринадцать. Прежде всего:

1. Лебяжье коленко с мёдом вместо подливки.

2. Крыло печёного тетерева, тонко покраянное в тарелочки, сверху обложенное лимонами, которые они называют «яблочками», квашенными как огурцы.

3. Заячья головка, под нею капуста.

4 Кусок барана с сладкой зеленью.

5 Четверть курицы, набело, с кислотой, в которой плавало несколько круп.

6. Другая часть курицы, нажелто, с борщом, в котором также двигались крупы.

7. Тесто в виде паштета, с начинкою из мелко накрошенного бараньего мяса, вместе с жирною и свежею свининой.

8. Тесто, в котором переложены яйца с творогом.

9. Немалый кусок теста, вышиною с брауншвейгскую шапку, сверху помазано мёдом.

10. Полено, покрытое тестом, в виде шишки, тесто несколько припечено, а сверху полито сырым мёдом.

11. Пирог из бараньей печёнки и ячной крупы.

12. Мелко рубленные лёгкие, с просом, мёдом, перцем и шафраном, который они называют

«мхом».

Был также десерт, как и при других обедах, при конфектах ковриги хлеба, печенье с мёдом, а сверху также политые мёдом, повидел большие столбы, длиннейшие прутья корицы, которые они называют трубками.

На всех столах подавали есть на золоте, и эти тринадцать кушаньев довольно тесно вдоль стола помещались, ибо поперёк столы были так узки, что нельзя было поставить рядом двух мисок, хотя тарелок не было. Золото-то, однако, никакого вкуса не придавало кушаньям...»

Станислав Немоевский.

Дневник... Писан на Белом озере, в 1607 году,

в месяце январе, в задержании или,

скорей, в плену московском.

Жак де Маржере крутился на своей постели, обуреваемый противоречивыми чувствами. Только что забегал к нему шустрый Исаак Масса. Хитро кося глазом то на бравого француза, утопающего в пышных подушках, то на его оруженосца Вильгельма, тараторил скороговоркой:

— Мне знамение явилось сегодня. — Слово «сегодня» Исаак произнёс с нажимом в голосе.

— Какое же? — вяло поинтересовался Маржере, отлично поняв намёк.

— Со стороны Польши появились внезапно, будто упали с неба облака, подобные горам и пещерам. Посреди них мы с женой явственно увидели льва. — На слове «льва» Исаак снова сделал ударение, и Жак снова кивнул, давая знак, что понял. — Лев поднялся и исчез. Зато появился верблюд, который вдруг превратился в великана в высокой шапке, который тоже вскоре исчез, будто заполз в пещеру...

Вильгельм слушал голландца с разинутым ртом.

— И вдруг из облаков поднялся город со стенами и башнями, из башен шёл дым. Такой красивый город, будто нарисовал его художник.

— И что потом? — не выдержал Вильгельм.

— А потом — ничего! — вздохнул Исаак. — Всё исчезло, как мираж.

Вильгельм рассмеялся:

— Это что за знамение. Вот я однажды две луны видел, и обе красные...

— Пьян был, как всегда, — строго сказал Маржере.

Вильгельм смешался и занялся приготовлением отвара для больного. Исаак притворно вздохнул:

— Конечно, вам, военным, чего бояться! А вот мы с женой решили: сегодня вечером, — он снова подчеркнул голосом последние два слова, — припрячем всё наше добро, накопленное таким трудом.

От жалости к себе Исаак даже всхлипнул, поднял к глазам кружевной платок из тончайшего батиста. Маржере глянул на него с усмешкой:

— А что в городе слышно?

— Ничего, — торопливо ответил Масса. — Тишина полная...

— А во дворце?

— Там веселятся. Царица собирается устроить маскарад на европейский лад, готовит забавные маски...

Когда он упорхнул, Маржере предался тревожным раздумьям. Предупредить царя! Но как? Если это сделает он сам и об этом узнает Гонсевский, головы ему не сносить. Надо придумать что-то похитрее. Наконец он позвал: