Воейков
Шрифт:
Правительство неохотно разрешало иностранцам посещение острова Кюсю. Александру Ивановичу не без труда удалось получить такое разрешение лишь через посредство русского консула в Нагасаки. Для этого ему пришлось прожить в городе несколько дней.
Паспорт был выдан с предупреждением о том, что правительство не может гарантировать путешественнику безопасности.
Пароходное сообщение, нарушенное военными действиями, еще не было восстановлено. Воейков поехал на лодке и высадился в Фукуоке. Это был типичный военный город — недавняя резиденция могущественного дайме.
В то время на Кюсю не было горнозаводской
Тем не менее Воейкову не пришлось раскаиваться в решении посетить эту часть страны. Нигде в Японии он не видел такой буйной дикой растительности. Ее развитию способствовал южный климат и чрезвычайно плодородная вулканическая почва. На склонах потухших вулканов были видны поля и сады.
Особенностью растительности этой части острова Кюсю были громадные камфарные деревья и чайные плантации.
Стремясь посетить не только северную, но и южную часть Кюсю, Александр Иванович нанял парусную лодку и, обогнув западный берег острова, добрался до города Кагосима.
Кагосима поразил русского ученого своей бедностью. «Видно, что это главный город воинственной страны», — писал Воейков в статье о Японии. Дело объяснялось тем, что Кагосима сильно пострадал от бомбардировок английского флота в 1865 году, разрушивших хозяйство и постройки. Полюбовавшись живописным морским заливом, напоминавшим Неаполитанский залив, но отличавшимся значительно более богатой растительностью, Александр Иванович поехал на север в сторону Кумамото — крупнейшего города Кюсю.
Воейков ехал по стране с роскошной растительностью и… очень бедным населением. Лишь кое-где встречались хлебные поля, небольшие участки мелкого бамбука и бататов, служивших главным питанием для крестьян. Рис был для них недоступным. Слабо обжитой южный остров, к тому же пострадавший от войны, производил грустное впечатление.
Переправившись через реку Кумагаву, Воейков приехал в город Кумамото, еще не оправившийся от разрушений во время ликвидации восстания. Он переплыл на лодке морской залив, а затем пешком пошел до Нагасаки.
Из японских портов Нагасаки чаще всего посещался русскими судами. Население настолько привыкло к русским, что жители окрестной деревни, доставлявшие нашим морякам съестные припасы, почти все говорили по-русски.
«После долгих путешествий по чужим странам даже эти исковерканные звуки родного языка произвели на меня странное, но приятное впечатление», — вспоминал Воейков.
В Нагасаки Воейков сел на русский пароход, доставивший его в Шанхай. Оттуда Александр Иванович на французском судне вернулся в Европу. Через Неаполь и Вену он приехал в Петербург.
Признание научных заслуг
В январе 1877 года Воейков вернулся в Петербург и приступил к обработке путевых дневников и собранных им материалов.
Но Александр Иванович не мог по своей натуре ограничиться кабинетными занятиями. Ведь он только что побывал в странах, о которых даже образованная часть русского общества имела весьма смутное представление. Воейков был полон богатейших впечатлений. Он считал долгом рассказать о реках и степных просторах Северной
Обзоры и заметки Воейкова печатались в «Известиях Русского, географического общества», в журналах Русского физико-химического, Вольного экономического и других научных обществ. Воейков охотно поделился своими впечатлениями и с юношеством. Его популярная статья была помещена в журнале «Волшебный фонарь», предназначенном для учащихся средней школы.
С докладом и сообщениями Александр Иванович выступал на собраниях научных обществ.
Его публичные выступления резко отличались от обычных лекций ученых с их суконным языком, тьмою цифр и иностранных терминов.
Этот невысокого роста, очень подвижной человек увлекал слушателей живым рассказом, свежестью фактов и наблюдений.
Еще одно обстоятельство привлекало обширную аудиторию на доклады Воейкова. Во всех странах, где бывал Александр Иванович, он старался приобретать фотографические снимки, картины и альбомы пейзажей. Он заботился и о том, чтобы в его коллекциях были изображения типов населения. Все это ученый демонстрировал при выступлениях.
В научных докладах Воейков знакомил слушателей со схемами атмосферной циркуляции земного шара, которые были напечатаны в Германии еще во время его пребывания в западном полушарии. Как мы уже говорили, эти схемы доставили Александру Ивановичу мировую славу. Но на родине их знал только очень небольшой круг людей. Ученый не ограничивался изложением опубликованной работы, — он дополнял ее рассказами о личных впечатлениях.
Слушателей пленял широкий охват темы. Воейков говорил обо воем земном шаре, и каждый материк, каждую страну умел охарактеризовать именно ей принадлежащими чертами. С указкой в руке лектор знакомил слушателей с географическим распределением атмосферного давления и направлениями ветров. Он говорил о воздушных течениях нижних слоев атмосферы и связывал их с особенностями различных областей земного шара.
Консервативным ученым, господствовавшим в императорской Российской Академии наук, пришелся не по сердцу неожиданный для них успех Воейкова, его возросшие популярность и научный авторитет.
Они предпочли замалчивать его работы, тормозили издание «Циркуляции» на русском языке [50] , а о Воейкове отзывались пренебрежительно, как о фантазере и молодом, еще незрелом ученом, выискивали мелкие, преимущественно цифровые погрешности в его таблицах и таким образом «доказывали» необоснованность научных выводов.
Отвращение Воейкова к казенной службе давала почву для распространения слухов о его «политической неблагонадежности». Человек нечиновный, без связей и протекции в высших сферах, он не имел веса в глазах начальства.
50
Эта замечательная работа вышла в России только при советской власти.