Воин Доброй Удачи
Шрифт:
– Я взрезал голубя старинным способом, – говорил длинноволосый, – заостренным камнем. И, когда достал его внутренности, увидел тебя.
– Тогда ты знаешь.
– Да… Но знаешь ли ты?
– Мне нет нужды знать.
Нариндар нахмурился, потом улыбнулся.
– Четырехрогий Брат… Ведомо ли тебе, почему его сторонятся? Отчего один лишь мой культ проклят Бивнем?
Воин Доброй Удачи увидел, как пожимает плечами в ответ.
Оглянувшись, он увидел, как взбирается по раскрошившимся ступеням, которые превратились просто в наклон.
Оглянувшись, он увидел себя на многолюдных улицах,
Он оглянулся, один из множества пилигримов, бредущих по дороге вдоль стен Момемна, которые уходят в туманную даль. Монументальная ограда.
Глядя вперед, увидел, как перекатывает длинноволосого через лужу его крови за кровать. Остановившись у окна, вслушивается в уличный гул и различает призывы рожков к завтрашней молитве где-то в средоточии Родного Города.
– Четырехрогий Брат… Ведомо ли тебе, почему его сторонятся? Отчего один лишь мой культ проклят Бивнем?
– Айокли – Шут, – услышал он свой ответ.
Длинноволосый улыбнулся.
– Он лишь кажется таковым, ибо видит то, что другим не под силу… То, чего не видишь ты.
– Мне нет нужды видеть.
Нариндар покорно опустил голову, пробормотав:
– Слепота зрячего.
– Готов ли ты? – спросил Дар Ятвер, не оттого, что хотел услышать ответ, но потому что слышал, как задает этот вопрос.
– Я сказал тебе… Я взрезал голубя, как делали встарь.
Воин Доброй Удачи оглянулся и увидел себя на дальнем холме, смотрящим вперед.
Кровь была такой же липкой, как он помнил.
Как сок апельсинов, которые он будет есть через пятьдесят три дня.
Хотя она была беженкой, за которой идет охота, все же Эсменет чувствовала себя свободной.
Двадцать лет миновало с тех пор, как она ходила по улицам такого огромного города, как Момемн. Выйдя замуж на Келлхуса, она перемещалась куда-либо только на паланкине, который несли рабы. Теперь она снова шла своими ногами, в сопровождении одного Имхаиласа, и ощущала себя словно голая рабыня, которую волокут на продажу. Она, самая могущественная женщина в Трехморье, чувствует себя такой же беззащитной и преследуемой, как в те дни, когда была обычной проституткой.
После того как Санкас Биакси сообщил ему время и место, Имхаилас проложил их маршрут по городу с тщательностью стратега, даже счел количество шагов для каждого участка. Эсменет облачилась в одежду, приличную жене мелкого кианийского чиновника – в скромное серое платье с полувуалью, скрывающей лицо, после чего вместе с Имхаиласом, который оделся как галеотский купец, они выскользнули из Императорских покоев во время смены часовых.
Теперь она шла по улицам своего города ровно так же, как ходили все прочие, над которыми она властвовала.
Вероятно, Самна, где она жила проституткой, должна была сильно отличаться, поскольку управлялась внутренним городом Хагерной, обслуживавшей Тысячу Храмов. Но власть – одетая ли в священнические одежды Хагерны или военные регалии Имперского дворца – оставалась властью. И Самна,
Эсменет шла такой же быстрой походкой, как и прежде, опустив глаза, чтобы не встречаться взглядом с прохожими, и сцепив руки перед собой. Но если прежде, в молодости, она так защищалась от опасностей, угрожавших хорошенькой женщине со стороны дурной компании, то теперь ей стоило опасаться мести, которая всегда нависает над людьми состоятельными, стоит им оказаться среди тех, кто лишен всех привилегий.
Имхаилас опешил, узнав, где назначена встреча для заключения контракта, но Санкас уверил его, что ничего тут не поделаешь и что люди подобного рода в той же мере священники, что и убийцы, и несут свои неведомые нам обеты.
– Вы должны понять, это для них своего рода молитва, – объяснял Санкас. – Некий финальный… акт… который вытекает из предшествующих действий. С их точки зрения, наш с вами разговор есть составная часть, э… так сказать…
– Убийства, – договорила за него Эсменет.
Со своей стороны она ничуть не сожалела что приходится украдкой идти по своему собственному городу. Ей представлялось, что чем-то необходимо жертвовать ради успеха ее безумного плана. Разве идет в сравнение риск такой прогулки с достижением цели, которая была ей необходима?
Там, где улицы были пошире, они шли рядом, но в большинстве мест Эсменет следовала за Имхаиласом – как ребенок или жена – чувствуя себя защищенной за его мощными плечами. Даже относительно состоятельный прохожий посторонился при виде стати опытного бойца. По улице Процессий они дошли до Кмиральского храмового комплекса, пересекли Крысиный канал, после чего повернули. Обогнув Речной квартал, они пересекли так называемый Новый квартал, обязанный своим названием, скорее всего, расселению тут жителей из самых разных концов далеко раскинувшейся Империи ее супруга. Одни улицы были потише, на других гомон доносился отовсюду. Учителя созывали учеников. Синекожие последователи Джакана пели под оглушительный звон медных тарелок. Попрошайки и рабы взывали к Ятвер. Вопли буйных пьяниц пронизывали всю эту сумятицу звуков.
Вдобавок со всех сторон наплывали разные запахи: слишком пряные, слишком едкие, мешанина отвратительных и душистых ароматов. Каналы вызвали в ней такое отвращение плавающими в воде отбросами и вонью, что она твердо решила повелеть очистить их по возвращении во дворец. Во время ее выходов прежде по бокам процессии императрицы шли рабы с ароматическими курильницами, источающими голубоватый дымок. Без этой завесы ей приходилось задерживать дыхание, чтобы сдержать тошноту. Внимательный, как всегда, Имхаилас поспешил купить ей апельсин при первой возможности. Если разрезать лимон или апельсин и поднести к носу, городская вонь отступит.