Воин Донбасса
Шрифт:
И он тихо радовался, что всё пока идёт, как надо. Ибо не знал, разумеется, что его предложение донельзя точно соответствовало главной цели исполнителей — доставить заказанного живым на указанный подвал. Так что для них высказанная фраером идея была вполне в тему. А баба его… хрен с нею! Насчёт бабы указаний не поступало.
Это соображение их расслабило. Как оказалось, напрасно.
Тот, что стоял справа от двери, кивнул, сделал шаг наружу. Тем самым отодвинул назад тётку. Второй, тот, что был слева от двери и, соответственно, справа от Алексея, сделал шаг в сторону — проходи, мол, сначала ты. Грамотно, на первый взгляд: блокируется противник спереди и сзади. А по бокам — дверной
Порядок действий всплыл даже не в мозгу — во всей нервной и мышечной системе. Но как раз мозг быстро пригасил излишнюю инициативу: главное сейчас было вытянуть противника из палаты, где лежит Ирка. А там уже разбираться, не рискуя, что её достанет шальная пуля.
Он мельком глянул на подругу. Ирка пока лежала, но в такой позе, будто собиралась вскочить. К беззвучно раскрытому рту поднесён кулак, а глаза… Глаза кричали. Безмолвно. За что Алексей был ей благодарен — любой посторонний звук мог вызвать резкую ответную реакцию «бойцов комендатуры».
Поэтому он ободряюще прикрыл немного веки: мол, всё будет в порядке. Ты только сама не дёргайся.
Тётка за дверью сместилась вперёд и вправо. Оружие она так почему-то не доставала, хотя кобура на поясе была открыта. Тоже сбита с толку. Передний конвоир — а как его ещё назвать? — соответственно, сделал два шага влево-вперёд и начал оборачиваться. Алексей продолжал следовать за ним.
Поймав, наконец, краем глаза, что последний из троицы, двигавшийся сзади, выписался из дверного проёма и на автомате потянулся закрыть за собою дверь, тем самым оборвав зрительный контроль Алексея, Кравченко решил, что пора.
Сделав два мелких и спутанных, будто споткнулся, шага к переднему врагу, он пихнул его плечом, одновременно бросая левую руку на газовую трубку его автомата и отжимая ствол вправо-вниз. Вести его наверх было бы неправильно: два трицепса оппонента всяко сильнее одного Лёшкиного бицепса. Одновременно он продолжил собственное движение вокруг плеча противника, разворачиваясь на левой ноге ему за спину и тем самым прикрываясь им же от возможного огня со стороны тётки. А заодно быстро освобождая себе директрису на заднего бойца.
Тем временем правая его рука вылетела из-под полы куртки — только не с паспортом, а с пистолетом. Оппонент сзади даже не успел поднять автомата, как в животе его образовалась неожиданная дырка. Ну, правильно: выстрел в ногу-руку не гарантировал, что вражина не откроет ответный огонь — это боль, но боль не оглушающая. Пуля же в голову или грудь вполне могла оказаться летальной, а это было лишним. Не то чтобы капитану Кравченко было жалко пришедшего по его душу бандита с оружием; но тот ведь должен ещё и рассказать всякие интересные следствию вещи. Зато ранение в живот редко лишает жизни сразу, но и сопротивления оказывать уже не позволяет…
Оппонент такому доводу внял — отпустив оружие, он схватился обеими руками за брюхо и стал сползать вниз по косяку двери. Ну и то, родной, надо же правильно автомат держать, а не как кубинский повстанец в изображении молодого Иосифа Кобзона. Надо было весною внимать, как «вежливые» оружие держат…
То, как оружие держали данные ребята, стало ещё одним фактором, убедившим Алексея несколько минут
Выход из строя одного из нападавших Кравченко фиксировал, однако, лишь краем взгляда, основное внимание перенеся на оставшегося противника. Тётку он пока игнорировал — та опять впала в ступор, не делая ни одного движения.
Лишь несколько часов спустя, когда всё кончилось, Алексей сообразил, что медлительность соперников объяснялась не столь их ступором, сколько его собственным психологическим настроем. У него просто открылось состояние, которое бывает хоть раз в жизни у всех людей. В основном, правда, у тех, кто сталкивается с неожиданными и опасными ситуациями, на которые надо успеть среагировать быстро и единственно правильным образом, — у спортсменов, гонщиков, мастеров единоборств. У воинов, конечно. Это состояние у японских самураев, или у ниндзя, что ли, называлось дзикан. Дзикан теиши. Это когда вокруг тебя вдруг всё замедляется, зато сам ты — король и бог скорости, мгновенно всё замечающий, мгновенно реагирующий, мгновенно двигающийся. Те ниндзя, говорят, даже владели техникой произвольного вхождения в этот самый дзикан.
На самом деле, конечно, это состояние чисто психологическое, законов физики не отменяющее. Ускоряется только твоё сознание. Движения же остаются теми же, что заповедала природа. От летящей в тебя пули, скажем, не уклонишься. Но уже и того достаточно для хорошего бойца, что мозг успевает всё сообразить раз в три-пять быстрее обычного. Можно успеть выбрать вариант, да…
Кравченко выбрал. Продолжая оборотное движение, он резким движением руки послал ствол оружия противника в обратном направлении, выводя того из равновесия окончательно. Парень сам на автомате продолжал отклоняться влево, а тут получил ещё и импульс от своего оружия, направленный как раз в ту же сторону. Мог бы даже упасть. Но не успел: Алексей, завершив разворот, пробил его локтём правой руки в позвоночник, а когда мужик в результате удара невольно сделал шаг вперёд, провёл ему почти настоящий уширо маваши гири под основание шеи.
Почти настоящий — потому что никто их в училище классическому каратэ-до не учил. Но поскольку увлечение боевыми искусствами было всеобщим, то все друг у друга и нахватались и техник, и терминов. Можно назвать пробивающим ударом назад — суть от этого не меняется. Тело летит вперёд, голова остаётся сзади — вплоть до перелома шеи случается. А если и нет — в любом случае недели на две голову повернуть враг не сможет.
Прямо на тётку пихнуть его не получилось, но это было бы слишком хорошо. А слишком хорошо либо не бывает, либо бывает не хорошо. И без того парень стал больше не боец: он довольно резво сделал шаг, второй, не удержался на ногах и влетел головой прямо в батарею. Хорошо, забрана та была деревянными плашками — затормозить они не сильно помогли, но хотя бы смягчили удар и не дали бедняге раскроить себе череп. Впрочем, голова его другом быть ему перестала всё равно, и бандюган притих, дёрнув напоследок ногою…
Оставалась тётка. Та уже пришла в себя. Лапнула толстыми пальцами свою кобуру, но Алексей не дал ей докончить движение. Буквально прыгнув к ней, он приставил ей к глазу ствол пистолета, а левой рукою легонько обозначил ей проникающий под дых. Тётке хватило: она стала перегибаться вперёд, насаживаясь глазом на ствол пистолета и оттого одновременно пытаясь отклонять голову назад.
Зря говорят, что ствол ко лбу — хорошее решение. Нет, ствол в глаз — лучше. Чёрная дырка смерти у самого глаза воздействует на сознание вообще инфернальным ужасом. Потому сейчас тётка уже ничего не соображала, трудно ловя ртом воздух и загибая назад голову.