Воин из-за круга
Шрифт:
Тасси начала медленно и с явным наслаждением есть фрукты, разрезая их серебряным ножиком на маленькие дольки и отправляя в рот. Канцлер стоял и ждал. Он решил, что их разговор еще не окончен, и не ошибся.
– Я совсем забыла, – сказала Тасси, словно спохватившись. – Ты говорил что-то о беспорядках на севере.
– Пустяки, милая. В Венадуре наемники-волахи перебили наших приставов и освободили изменников-еретиков.
– Это не пустяки, – глаза Тасси загорелись. – Это хороший повод для войны. Хэнш так и не успокоился, значит, следует послать туда войска. Позаботься об этом, Джел. Император послушает
И снова Джел согласно кивнул, хотя понимал, к чему клонит Тасси. Возвращенных становится все больше и больше. Им необходима жизненная сила, а ничто не насытит их так полно и быстро, как большая война, когда страха, боли и страдания будет с избытком…
– Хорошо, – сказал он. – Я скажу императору.
– А я позабочусь, чтобы он тебе не отказал, – со смехом сказала Тасси. – Он в последнее время желает проводить ночи только со мной. Бедный юноша, он совсем потерял голову! И не беспокойся об этом пришельце, воине из-за круга. Я найду нового бойца. И уверяю тебя, победить его будет труднее, чем Легата.
– Пока это всего лишь обещания.
– Обещания? – Тасси искоса глянула на канцлера. – Возможно. Но я всегда выполняю свои обещания. Поэтому пора переходить к делу. Сегодня за два часа до полночи будь в дворцовом книгохранилище. Мне понадобятся кое-какие старые рукописи. И найди мне шлюху помоложе и посвежее. Такую, которой потом не хватятся. Сегодня мы вместе откроем Вторые врата и начнем нашу войну. Настоящую, такую, какую следовало бы начать еще вчера.
Йол-Толстяк был доволен. До закрытия корчмы еще далеко, а заработал он столько, что минувший день можно считать очень удачным. Хотя объяснение всему простое – сегодня Божественный раздавал народу деньги. Так что все окрестные пьянчуги сегодня побывали у Иола. Некоторые из этих скотов набрались так, что свалились прямо за дверями корчмы и их пришлось оттаскивать, чтобы вход не загораживали. Но это так, мелочи, издержки. С этим можно примириться, когда монеты так и летят с ласкающим сердце звоном на стойку. Побольше бы таких дней, и мечта стать наконец-то богатым и уважаемым человеком перестанет быть просто мечтой. Разве только ноги гудят – сегодня Йолу и всей его многочисленной семье пришлось побегать по корчме, разнося по столам питье и еду. Вот и сейчас, в корчме не протолкнуться, а эта глупая девчонка куда-то снова запропастилась.
– Брен! – позвал трактирщик, сбрасывая медяки со стойки в глиняную миску.
Подавальщиц и вышибал Йол у себя в заведении не держал; прислугой в «Райском уголке» работала многочисленная семья Иола – только так все заработанные деньги могли остаться в руках Толстяка. Здоровенный Брен, старший сын Иола, услышав зов отца, тут же отошел от стола, за которым группа солдат городской стражи азартно метала кости.
– Отец?
– Ты знаешь, куда Шалла подевалась?
– Не, – Брен почесал бороду. – Верно, опять пошла энтого слушать, поэт который.
– Чума на мою голову! – Йол в ярости хлопнул своей огромной пятерней по стойке, так что медяки подпрыгнули. – Сучка! Я ей покажу «поэт»! Ноги оторву! Полный дом народу, а она где-то шляется.
– А что, отец, молодчик-то энтот вроде как при деньгах, богатый, – с ухмылкой сказал Брен, – видать, из знатных. Глядишь и обломится
– Молчать! – Физиономия Йола приобрела свекольный оттенок. – А ну найди ее, дрянь эту! И побыстрее, гости ждут. Я что, сам буду вино разносить по столам?
Брен, продолжая криво ухмыляться, отошел от стойки. Трактирщик проводил его взглядом; убедившись, что сын не вернулся к столу с игроками, вновь занялся выручкой. А потом у него вдруг появилось чувство, что кто-то стоит рядом с ним.
Он поднял глаза. По ту сторону стойки стоял рослый старик в кожаном кафтане. Йол заметил, что шум в корчме затих и глаза посетителей направлены на нового гостя. Уж слишком заметен был старик. Высокий, на голову выше Йола, очень необычного вида; волосы белоснежные, до середины груди, а борода угольно-черная. А уж взгляд у старика был и вовсе особенный. Йол никогда не видел вблизи графов или принцев, но мог бы поклясться, что такой властный взгляд может быть только у человека, всю жизнь повелевавшего другими.
– Что-нибудь выпить? – спросил Йол, придав своей угрюмой физиономии самое приветливое выражение.
– Нет, благодарю, – старик, однако, показал трактирщику серебряную монету. – Комната свободная есть?
– Комната? – Йол не без усилия отвел взгляд от монеты в руке старика. – Комнаты есть, господин. Сколько угодно комнат. Для такого господина даже на выбор. Есть комната с видом на сад, а есть с видом на императорский дворец.
– Отсюда до императорского дворца далеко, – ответил старик. – Мне нужна просто комната и за честную плату.
– Конечно, конечно, господин! – Йол угодливо закивал. – В моей гостинице все по-честному, господин. Четыре гроша в день за кров, господин. За еду и вино плата отдельная, но цены у меня невелики, клянусь Единым. Вам любой подтвердит, что я честный человек.
– Ну-ну! – Старик едва заметно усмехнулся в бороду. – Говоря по совести, я мог бы найти гостиницу получше и корчмаря почестнее. Но мне просто нужно у тебя сегодня остановиться. Поэтому возьми эту монету и покажи мне комнату.
– Стен! – завопил Толстяк. – Поди сюда, сынок!
Младший сын появился даже быстрее, чем ожидал сам Иол. Старик выслушал предложение следовать за мальчиком наверх, ничего не сказал, только кивнул. Он поднимался по лестнице, а глаза посетителей смотрели ему в спину.
Комната была скверная – в другой гостинице за эти же деньги старик смог бы снять целые хоромы. Но странному гостю были не нужны удобства и комфорт. Когда мальчик ушел, старик сел на хлипкий табурет у окна комнаты, обращенного на улицу, и сидел неподвижно до самой ночи, безучастный ко всему, будто фигура, вырезанная из камня.
На башне храма Единого ударили в колокол, отметив наступление полночи. Но парочка, уютно устроившаяся на куче сена под кровлей амбара, не обратила на сигнальный колокол никакого внимания. Они были слишком поглощены друг другом.
– А ты верно видел то, о чем рассказывал сегодня вечером? – спрашивал женский голос.
– Конечно, милая. То, чего я повидал, хватило бы на десяток поэтов.
– Ты такой отважный!
– А ты такая аппетитная! Вот так бы и лежал рядом с тобой и поглаживал твои восхитительные формы.