Воин Марса
Шрифт:
Торн невольно поднял руку и ощупал шрам на голове. И снова перед его глазами возникла ужасная картина схватки в пещере…
– Бедная Тэйна, – пробормотал он.
– Но Тэйне уже лучше, – сказал Лал-Вак. – Лекарь говорит, что через пару дней она сможет встать на ноги.
– Что?! Я был уверен, что она мертва.
– Меч прошел слишком высоко. Рана оказалась болезненной, но не смертельной.
Торн откинул покрывала и перебросил ноги через край дивана. Голова у него закружилась.
– Куда ты собрался?
– К Тэйне, –
– Но ведь ты еще не можешь вставать!
– Разве?
Торн выпрямился, неуверенно пошатываясь. Ноги у него подгибались, в голове стоял туман. На столике неподалеку стояли кувшин с пульчо и несколько кубков. Лал-Вак наполнил один и протянул землянину. Тор залпом осушил его и потребовал еще. Затем он, шатаясь, двинулся к душевому шкафу, отказавшись от помощи своего седовласого друга. Сбросив ночную рубаху, он вошел в душ, прикрыл за собой дверь и наступил на пластину. Через несколько минут, весь мокрый, он вышел, протирая глаза. Проморгавшись, Торн увидел перед собой знакомую фигуру с двумя большими пучками сухого мха.
– Ворц! – воскликнул землянин.
– Он самый, господин мой, – отозвался маленький ординарец, проворно вытирая Торна. – Его величество отпустил меня служить тебе, и я надеюсь, что ты меня не прогонишь.
– Ни в коем случае, – ответил Торн. – Если его величество позволит, ты отправишься со мной в Таккор.
– Спасибо, господин мой.
Ворц уже приготовил для Торна одежду и оружие. Торн надел великолепный покров оранжевого цвета с черной каймой – цвета дворянства, медальон с таккорским гербом и пояс с оружием – мечом и дагой, изукрашенными драгоценностями, с рукоятями в виде таккорских змей.
– Ну как, Ворц, приличен мой наряд для визита к даме?
– Мой господин, ты великолепен, – ответил ординарец, и Торн некстати вспомнил, как Ворц облачал его в прошлый раз – в вечер приема у Иринц-Тела, когда он и Нэва открыли друг другу свои чувства и когда их застали врасплох и она обрекла его на баридиевые копи. Но вспомнилась ему и другая картина, смягчившая горечь воспоминаний и немало его озадачившая, – Нэва, которая, рискуя жизнью, перелетела через пропасть и оттащила его от самого края бездны…
– Идем, – сказал он, взяв под руку своего старого друга, – отыщем апартаменты Тэйны.
Некоторое время они молча шли по коридорам. Затем Торн вспомнил об Иринц-Теле.
– Что стало с дикстаром?
– Я покажу тебе, – отвечал Лал-Вак.
Вскоре они остановились перед дверью; ученый снял с пояса большой ключ, отпер дверь и распахнул настежь.
– Входи, – пригласил он.
Торн вошел и тотчас узнал «зал голов». Все так же высились до потолка полки, забитые тысячами зловещих реликвий. Затем Торн увидел в центре зала постамент, на котором одиноко стоял прозрачный сосуд. Глазки-бусинки, подернутые мертвой пленкой, слепо уставились на землянина со сморщенного крысиного личика.
– Иринц-Тел! – воскликнул Торн. – Что ж, не скажу, чтобы
– Не возводи напраслину на его величество, – отозвался Лал-Вак. – Вил не имеет к этому отношения. На самом деле он даровал дикстару полное прощение и отдал ему во владение превосходное поместье на канале Зилан. Но на следующий день Иринц-Тел исчез. Тогда же, вечером, мы получили анонимное письмо, в котором нас приглашали заглянуть сюда, и мы обнаружили вот это. Скорее всего, это дело рук родственников кого-то из его жертв. Однако следствие не было начато. Дело сделано, и его не исправишь, да и поступок этот вполне оправдан.
Они поспешили уйти из этого вместилища ужасов и дошли до покоев Тэйны. Стражник отсалютовал им и позволил пройти; девушка-рабыня попросила их подождать и отправилась объявить об их приходе хозяйке.
– Я подожду тебя здесь, – сказал Лал-Вак. – Нынче утром я уже навещал юную даму.
Торн вошел один. На мягком роскошном диване под ворсистыми одеялами из синего шелка лежала Тэйна.
– Гар Ри Торн! – слабо воскликнула она, протягивая к нему руки. Торн наклонился, и руки девушки обвили его шею, привлекая ближе его лицо. Губы их встретились. – Тебе не стоило вставать, – с упреком сказала она. – Твои раны намного тяжелее моей.
– Да мои царапины уже зажили, – рассмеялся Торн, – и теперь я готов вернуться в Таккор. Мне не по нраву ни города, ни дворцы.
– Мне тоже, – сказала Тэйна. – Здесь все так огромно, величественно и уныло. И я уже соскучилась по болотам… По рыбалке, охоте и треску хвороста в костре по вечерам.
Торн вдруг подумал, что, уж если он навсегда изгнал Нэву из своего сердца, жизнь будет куда милее, если рядом с ним будет Тэйна.
– Тэйна, – сказал он, – помнишь тот день в доме твоего отца, когда ты захотела кое-что попробовать?
Девушка улыбнулась ему:
– Как же я могу забыть такое?
– Ты сказала тогда, что должна подумать.
– И я много думала с тех пор. Я была так неопытна… Я считала, что любовь можно вырастить и взлелеять, не подозревая, что этот цветок лишь сам всходит и расцветает в сердце.
– Тэйна! Ты хочешь сказать, что наконец…
– Да, Гар Ри Торн. Наконец я нашла настоящую любовь. Она меня настигла, когда я впервые увидала Ков-Лутаса, – да так внезапно, что лишила меня сил и дара речи.
– Ков-Лутас!..
– Ну да. Мы поженимся, как только я выздоровею. Разве ты не знал?
Торн выдавил из себя улыбку, но в сердце у него была пустота… Скорее опустошенность. Он заставил себя произнести все приличествующие случаю слова, пожелать Тэйне счастья и объявить Ков-Лутаса счастливейшим человеком на Марсе. Но в душе он твердил лишь одно: «Сначала Сильвия, потом Нэва, а теперь Тэйна! Это моя судьба – оставаться одиноким и нелюбимым».
Поднявшись, он сказал:
– Я должен подготовиться к отлету. Прощай, и пусть Дэза дарует тебе счастье.