Воин поневоле

Дункан Дэйв

Бред не рассеялся. Говорили, что энцефалит часто вызывает странные галлюцинации. Он думал, что все уже прошло, и бред, и видения, и боль. Но окружающее стало еще более реальным и от этого еще более ужасным.

И это вовсе не похоже на бред.

Он должен помнить, что этот мир – всего лишь галлюцинация. Его обязательно вылечат, и он вернется к нормальной жизни, к больничным звукам и больничным запахам, подальше от всего этого безумия, от вони, стука копыт и крика петухов. Он нехотя открыл глаза и сел. Исчезла только женщина. Вот если бы она была настоящей…

Она и была настоящей, прекрасно,

упоительно настоящей. Но сексуальные галлюцинации самые яркие, ведь так? Это логично. И это – единственное объяснение. Интересно, какие это Эдиповы видения он себе напридумывал? И что это такое отвратительное таилось в его подсознании, что породило эту девушку-рабыню? Что-то не так, а, малыш Уолли? Ух!

Он встал и потянулся. Он чувствовал себя хорошо, просто прекрасно. Он шагнул к зеркалу и стал рассматривать это суровое, варварское лицо с семью мечами на лбу. Может быть, таким он хотел себя видеть? В бреду проявились его подсознательные желания? Может быть, он казался себе никчемным слабаком, а это – его мечта, большой сильный человек, герой из сказки? Больше всего его беспокоила крайняя плоть. Если ущипнуть, то больно.

Но как можно чувствовать то, чего нет, боль в том месте, которое отрезали, когда он был совсем маленьким? Шва от аппендицита на месте не оказалось, но была красная родинка на левом колене, какой-то подозрительный шрам на правом плече и несколько маленьких рубцов на груди, в основном с правой стороны. Так значит, он вовсе не безупречный экземпляр, и это странно. Мулы приближались, вот они остановились совсем рядом. Он опять услышал крик погонщика, подошел к окну и выглянул наружу, стараясь, чтобы его не заметили.. Двое мужчин расплатились с погонщиком и теперь садились на мулов, несколько человек уже приготовились ехать. Животные выглядели еще более странно, чем та лошадь, – у них были длинные уши и морды верблюдов. Потом он вспомнил, что ночью видел в небе какие-то светящиеся круги. Именно это нанесло последний удар по его и так уже пошатнувшемуся самообладанию. Выходит, в бреду он создал не просто фантастическую страну, а целый мир, новую планету.

Его удивляли здешние люди – какие-то щуплые недомерки, хотя, возможно, это только так кажется, ведь сам-то он превратился в гиганта. Все аборигены были смуглыми – с темно– или светло-каштановыми волосами. У одной женщины из тех, что сидели на мулах, волосы имели несколько красноватый оттенок, – наверное, крашеные. Казалось, что стройные и очень подвижные местные жители только и делают, что болтают и смеются. Черты их лиц смутно напоминали об американских индейцах и жителях Кавказа. Похоже, что его новые знакомцы вышли из документального фильма о джунглях Южной Америки или, может быть, Юго-Восточной Азии. Ни у кого из них не было бород – он потер свой подбородок и не обнаружил никаких следов щетины, волос не оказалось ни на груди, ни на ногах.

По дороге шли новые люди – мужчины в набедренных повязках, женщины, завернутые в длинные, напоминающие банные полотенца куски ткани, эти накидки достигали колен и завязывались на груди. У Джа платье было короче, но ведь она – шлюха. На погонщике он увидел кожаные штаны. А тот старик, что приходил вчера, весь был закутан в мантию, и открытыми оставались только его лицо и руки.

Потом он заметил пожилую пару, шедшую по направлению к мулам, – на них были похожие мантии, но без рукавов. Значит, степень оголенности тела зависит от возраста. Неплохая идея – выставлять напоказ то, что молодо и красиво, а старое скрывать. Кое-кто из его соотечественников мог бы многому поучиться здесь.

Вспомнив, что это все иллюзия, Уолли одернул себя.

Но ему так хорошо! И все это так интересно! Ему хотелось получше узнать этот фантастический мир… Но он совсем голый. Может быть, таким образом подсознание удерживает его в больничной палате?

На нем не было вообще ничего – даже той тряпки, которой он прикрывался вчера вечером. Как новорожденный младенец! Впрочем, обременять себя лишними вещами он не любил никогда – бродяжья натура, что поделаешь!.. Детство – это сплошные метания от одного родителя к другому, от дяди к тете; потом – колледж, потом работа – то здесь, то там… Он никогда не знал, что значит пустить корни, зачем нужно копить вещи… Но остаться с одной-единственной простыней!..

Иллюзии! Бред!

Мулы двинулись в путь. Некоторое время Уолли смотрел на прохожих, потом отвернулся от окна Он решил исследовать ситуацию как можно тщательнее и начал с того, что сосчитал свой пульс. Сердце билось ровно и спокойно, как и полагается сердцу атлета, хотя точный темп он определить не сумел. Он опустился на грязные вонючие плиты пола и сделал пятьдесят быстрых отжиманий. Привстав на колени, он опять пощупал пульс. На мот раз чуть быстрее. У Уолли Смита получилось бы десять или пятнадцать, но никак не пятьдесят, и его сердце было бы уже на пределе.

Но это еще ничего не доказывает.

Зажужжала муха, и он схватил ее, просто чтобы удостовериться, что моют это сделать. Может, но это тоже еще ничего не доказывает.

В дверном проеме появился маленький мальчик и улыбнулся ему. Он был совсем голый, смуглый, как орех, и очень костлявый. Светлые каштановые волосы его вились, глаза с лукавством следили за Уолли, а во рту не хватало одного зуба. На вид ему было лет восемь-девять, в руках он держал зеленый прутик.

– Доброе утро, мистер Смит! – он улыбнулся еще шире.

Уолли почувствовал внезапное облегчение – никаких больше «светлейших»! – и остался стоять на коленях, потому что так их глаза находились примерно на одном уровне.

– Доброе утро. Ты кто?

– Я – посланник.

– Да? А мне кажется, что ты маленький голый мальчик. Как ты должен выглядеть?

– Как маленький голый мальчик, – он рассмеялся, а потом забрался на стул.

– Надо полагать, что ты – врач, – решил Уолли и с сомнением оглянулся – грязь, клопы, вонь.. На больницу не похоже.

Мальчик покачал головой.

– Врачей больше не будет. Здесь их называют целителями, и ты поступишь мудро, если станешь держаться от них подальше.

Уолли сел, скрестив ноги, и ощутил под собой холодный неровный камень.

– Так или иначе, но ты назвал меня «мистер», а значит, все это уже кончается.

Мальчик покачал головой.

– Сегодня ночью ты говорил на языке Народа. У тебя словарный запас Шонсу, и поэтому ты не мог вспомнить некоторых слов. Он был отличным воином, но что касается эрудиции…