Воин Сновидений
Шрифт:
От увиденного сделалось бы не по себе даже видавшему виды палачу: тело казненного пошевелилось. Затем повешенный сел, ослабил узел веревки, стащил петлю с шеи и отбросил в сторону.
– Фу, наконец-то… Ты не слишком торопился, – проговорил он с упреком. – Кстати, я видел тебя в толпе зевак! Ты мог бы мне и помочь, а? Слышал же – меня можно было выкупить. И всего за каких-то пять серебряных монет! Проклятье! – с досадой воскликнул казненный. – Что за унижение, мою жизнь оценили так дешево – пять серебряных монет! Неужели я не стою большего?! – Он поглядел
– Хотел поглядеть, как ты выкрутишься, – хладнокровно ответил тот. – А вместо этого ты дал себя повесить. Бездарное зрелище! Тильвус, ты теряешь квалификацию.
– Бездарное?! Ничего подобного! – Парень легко вскочил с земли. – Я целых пять минут дрыгал ногами! Дольше просто не стоило, палач бы удивился этакой живучести. Ну и тип… знал бы ты, о чем он думал, пока проводил казнь! Да и помощники его ничуть не лучше. Подлые негодяи, украли мои сапоги! Я, честно говоря, опасался, что они и штаны стянут… нет ничего хуже, чем болтаться на веревке в подштанниках!
– Могли и на них позариться. Я слышал, подручные палача ничем не брезгуют.
– Проклятые извращенцы, чего от них ждать, – недовольно проворчал Тильвус. – По счастью, они ограничились лишь сапогами. И на том спасибо…
Он отряхнул штаны и одернул рубаху.
– А при чем тут моя квалификация?! Ты же видел – вокруг было полно народу. Вздумай я исчезнуть, сколько шуму бы было! И опять поползли бы самые нелепые слухи о чародеях! Я и подумал: если уж им так хочется меня повесить, пусть повесят и успокоятся.
Всадник спрыгнул с коня, пошарил в сумке и бросил на землю сапоги.
– Держи. Так что там болтал палач? – поинтересовался он, продолжая рыться в сумке, в то время как Тильвус, прыгая на одной ноге, натягивал сапог. – Ты и вправду зарезал двоих? Зачем? – Он вытащил скомканную суконную куртку и протянул парню.
– Даже и не думал, – махнул рукой Тильвус. – Видел ту, рыженькую, что хотела меня выкупить? Вот из-за нее, некоторым образом, я и угодил на виселицу.
– Я так и знал, – со вздохом проговорил Хокум.
Тильвус натянул куртку и принялся зашнуровывать рукава.
– Что ты так и знал?
– Что без женщины тут не обошлось.
– Глупости, – отмахнулся Тильвус. – Я всего-навсего шел мимо… и вдруг у городских ворот натыкаюсь на эту красотку. Два стражника хотели с ней позабавиться… гм… И кто меня дернул вступиться? Сто раз давал себе слово не ввязываться в подобные истории.
– Не пробовал хоть раз его сдержать?
– Я внушил им, что швырнул на землю кошель с деньгами… видел бы ты, как они кинулись драться из-за пригоршни золотых монет! Слово за слово – молодцы схватились за ножи, я и оглянуться не успел, как они прирезали друг друга. Признаться, не ожидал от них такого…
– А дальше?
– Дальше девица собиралась вознаградить меня за отвагу немедленно, прямо… э… ну… под городской стеной… и…
– Понятно, – процедил Хокум.
– Проклятье, на самом интересном месте явился городской патруль, и что они увидели?
– Гм…
– Два
Хокум хмыкнул.
– Да ладно, старина, – беззаботным тоном сказал Тильвус. – Все это сущие пустяки, даже говорить не стоит. – Он одернул куртку. – А где бы нам перекусить? Повешение отнимает столько сил!
– Тут рядом, на соседней улице, есть чудесный кабачок, называется «Под виселицей», – не без ехидства подсказал Хокум. – Не хочешь зайти? По слухам, там отлично жарят мясо.
– Мясо? Это бы хорошо… да я слышал, туда частенько заглядывают стражники. Вдруг нагрянут те, что притащили меня на виселицу? Еще узнают меня, чего доброго! Удивятся, пожалуй, если увидят за столом того, кого они только что повесили, а?
– Да уж… – проворчал Хокум. – Тогда придется прогуляться подальше.
Он двинулся прочь от виселицы, ведя коня в поводу.
– Пройдемся немного, возле площади Гончаров знаю приличный трактир, «Оборотень и серебряная стрела» называется.
– Приятное название, – не остался в долгу Тильвус. – Небось любишь туда заглядывать?
– Да брось, – хмыкнул его спутник. – Здешние чародеи так прижимисты, что экономят на всем. Они давным-давно делают наконечники стрел не из чистого серебра, а из сплава. Половину серебра прикарманивают, ну что делать! Всем жить надо. Понятное дело, такие серебряные стрелы никакого вреда мне принести не могут…
Они отходили от площади все дальше. Окраина почти тонула во мгле, приходилось довольствоваться только светом из окон трактиров и настежь открытых дверей. Некоторые же проулки, где проживали добропорядочные граждане, уже перегородили на ночь цепями.
Вскоре Хокум и Тильвус свернули на одну из улиц, тянущихся вдоль морского берега, где было множество небогатых харчевен. Хокум привязал своего коня к коновязи, у которой в ожидании хозяев фыркали несколько лошадей, и вслед за Тильвусом вошел в трактир.
В большом зале с низким потолком, в дальнем углу которого рдел углями огромный очаг, было многолюдно. Помощник повара, утираясь не самым свежим полотенцем, поворачивал тушу кабана, следя за тем, чтобы мясо подрумянивалось со всех сторон. Вдоль стены стояли громадные пивные бочки, и расторопная прислуга, наполнив глиняные кружки, относила их к столам. Сидевший возле двери широкоплечий вышибала быстро и внимательно оглядел вошедших. Драки в трактирах происходили частенько и приносили хозяевам изрядный ущерб – изволь-ка после каждой потасовки чинить стулья, столы да покупать новую посуду. А посетители, как справедливо считал хозяин трактира, должны не драться, а есть и пить, да побольше, а денежки – ручейком перетекать из их собственных карманов в его, хозяйский, карман. Драки же этому препятствовали, так что рано или поздно каждый трактирщик раскошеливался на крепкого и сильного помощника: дешевле платить жалованье вышибале, чем то и дело оплачивать ремонт.