Воин тумана (сборник)
Шрифт:
Нынче утром я увидел трех женщин, но не знал, как их зовут и почему они пляшут. Остальные еще спали, когда Элата вернулась в лагерь. Я тогда не помнил, что она из нашего отряда, но она заверила меня, что это так, и когда я пересчитал лошадей, то понял, что она говорит правду. Да и все остальные хорошо знали ее, как я потом смог убедиться. Элата сказала мне, что плясала она в полном одиночестве, поскольку любит танцы, а после езды верхом у нее все тело затекло и болело, так что хотелось размяться.
Но я определенно видел и других плясуний! Я с восторгом отозвался об
Она рассмеялась и поцеловала меня; она такая маленькая, хрупкая, но когда я держал ее в своих объятиях, она показалась мне гораздо больше, чем я сам. Она говорит, что река эта называется Мелас и что по ней проходит граница Апсинфии.
Я спросил у нее, почему они так весело плясали, и она ответила: потому что пошли дожди.
– Ты, наверное, не помнишь, сколько вина я выпила в ту ночь, когда мы впервые встретились с тобой, Латро. Я все пила и пила, я просто умирала от жажды! – Она улыбнулась, склонив голову набок. – А теперь снова пошли дожди – лучшая пора для всех растений. Хочешь снова лечь со мною?
Страх все еще шевелился у меня в душе, но я кивнул. И тут один из спящих проснулся, Элата рассмеялась и отодвинулась от меня. Может, она просто смеялась надо мной и мы с ней никогда не делили ложе? Нет, я чувствую, что познал ее.
Проснувшийся сел, протер глаза и сказал:
– Доброе утро, Латро. Меня зовут Эгесистрат. Ты не поможешь мне обуться?
Я ответил, что помогу, если нужно. Он объяснил, что ему очень трудно натягивать сапоги и что я ему каждое утро помогаю делать это. Наверное, так оно и есть, хотя я ничего не помню. Надо сказать, сапоги он натянул без особых трудностей. И еще заметил, что будет очень рад, когда вновь наступит теплая погода и можно будет носить сандалии. Я тоже буду этому рад: в сапогах очень неудобно не только ходить, но и даже ездить верхом.
Тут проснулась девочка. Она говорит, что ее зовут Ио. Позже она мне еще немного рассказала об остальных наших спутниках и о том, куда мы направляемся. Оказывается, мы надеемся найти одного плененного варварами мидийца, которого зовут Эобаз, а потом отвезти его в Афины. Я согласно кивал, понимая, что в сердце моем не много отыщется теплых чувств по отношению к Афинам, зато я исполнен сочувствия к этому Эобазу.
Проснулся чернокожий. Он пошел умываться к реке. Поскольку я почему-то за него опасался, то решил проводить его и тоже умыться. Элата явилась к реке следом за нами – похоже, боялась, что я расскажу ему о плясках на берегу. Она все время прижимала палец к губам, когда он не смотрел в ее сторону. Сбросив одежду, она нырнула в стремительный поток; мы же с чернокожим зашли в воду только по пояс, а Ио (которая тоже пришла на берег реки) просто вымыла руки и ноги.
Самым последним явился Эгесистрат.
Интересно, что бы это значило? Может быть, так он хочет показать мне, что я должен ему подчиняться? Я ведь всего лишь помог товарищу, который к тому же значительно старше меня. Нет, вряд ли я подчиняюсь ему: я же не вол, чтобы ходить под ярмом.
Я тоже боялся ненароком упомянуть о тех плясуньях и решил рассказать чернокожему и остальным, что видел на берегу всадника, огромного человека с длинным копьем и на гигантском жеребце.
– Он, наверное, из Эноса, – сказал Эгесистрат. – Может, разведчик, а может, просто какой-нибудь аристократ местный на охоту выбрался. Вот переправимся через реку и окажемся на их территории. – Он кисло улыбнулся и добавил:
– Не сомневаюсь, многие еще до заката явятся приветствовать нас.
Я спросил его, не охотятся ли жители Эноса со львами, как другие народы с собаками, но он заверил меня, что у них таких традиций нет. Зверь, который несся рядом с конем всадника, показался мне самым настоящим львом, но я об этом рассказывать не стал.
Солнце, которое с утра сияло так ярко, теперь спряталось за тучи, посыпался мелкий дождь. Нам пришлось долго ехать вверх по течению, пока мы не нашли брод; и хотя множество следов копытных животных указывало, что брод действительно здесь, вода при переправе была лошадям по брюхо. Дождь прекратился вскоре после того, как мы переправились, но солнце так больше и не показалось. Когда мы взобрались на холм, с вершины которого видны были на том берегу шумной реки угли нашего костра, уже миновал полдень; в городах на рынках в это время полно народу.
Чернокожий все время ехал впереди, но когда мы на минутку остановились, чтобы оглянуться, он подъехал к нам и о чем-то заговорил с Эгесистратом на неведомом мне языке. Эгесистрат потом объяснил, что чернокожий настаивает, чтобы теперь после каждого брода мы ехали прямо на запад, а не возвращались по другому берегу, как до сих пор.
– Это будет долгое и тяжелое путешествие, – признал Эгесистрат. – У нас и так маловато продовольствия, а чем глубже мы забираемся, тем больше рискуем заблудиться. Мы можем даже невольно пересечь эту страну и оказаться на территории ее северных соседей. Можно, конечно, ориентироваться по солнцу и звездам, если боги пошлют нам ясную погоду, но мне кажется, вряд ли мы скоро вновь увидим чистое небо.
Чернокожий воздел палец, как бы показывая, что он и без того знает, где сейчас солнце, хоть небо и закрыто облаками.
– Пока что, – продолжал Эгесистрат, – мы старались держаться побережья, чтобы выйти к месту встречи с "Европой" у большого храма в устье Гебра. Но сперва надо все же выяснить, где находится Эобаз. А когда мы достигнем Гебра, то сможем двигаться по его течению, пока не придем к храму. Давайте решим, кто каким путем хочет идти. Те, кто за предложение нашего чернокожего друга по имени Семь Львов, пусть поднимет руку.