Воин тумана (сборник)
Шрифт:
Эгесистрат действительно переговорил с царем, после чего мы принялись подтаскивать тела убитых фракийцев к выходу из пещеры, откуда их должны были забрать. Именно тогда мне и удалось потихоньку уйти еще до зари.
В сотне шагов от священного огня, горевшего у алтаря, мрак был таким густым, как самой темной ночью. Я очень жалел, что не прихватил с собой факел, хоть и понимал, что все равно не сумел бы воспользоваться им, не привлекая внимания фракийцев; да и чернокожий тут же стал бы настаивать на том, что пойдет со мною, хотя рана на щеке причиняла ему значительные страдания. Иппофода тоже, заметив, что я ухожу, захотела бы послать со мною нескольких амазонок – что,
Пробираясь в темноте, я беспокоился об одном: как бы чего-нибудь не забыть. Эгесистрат, разделяя мои опасения, предложил мне захватить с собой свиток. Я заткнул его за пояс и пообещал Эгесистрату, что, если мне удастся обнаружить другой выход из пещеры, я непременно сделаю остановку и прочту свои записи.
Итак, на мне была кольчуга, подаренная амазонками, на поясе висел мой меч, на голове красовался шлем, снятый с одного из высокородных фракийцев, убитых мною, а еще я прихватил пару дротиков и пелт. Мне казалось, что лучше постараться сойти за одного из знатных фракийцев. Особенно я был рад, что взял шлем и дротики: шлем предохранял мою голову от ударов о низкие своды пещеры, а наконечниками дротиков я ощупывал перед собой путь во тьме. Щит, правда, пришлось бросить, потому что мне дважды пришлось взбираться по уступам, дабы не потерять ощущение легкого сквозняка, которым я руководствовался. Я считал шаги и успел насчитать две тысячи двести семнадцать, когда услыхал рык одного льва и глухое ворчанье другого.
Встреча с такими зверями в полной темноте означала верную смерть – и все же у меня не возникло желания повернуть назад. Хотя я, оставив позади более широкий коридор, свернул в более узкий, все равно впереди слышалось рычание львов. Интересно, думал я, что могло их привлечь столь глубоко под землею? Известно, что днем львы часто спят в пещерах, но я никогда бы не подумал, что они способны по собственной воле забраться так далеко.
Насчитав более двух тысяч шагов, я заметил наконец проблески света и почувствовал себя полным дураком, ведь "разгадка" была очевидна: львы и не думали забираться в глубь пещеры, они просто устроили себе логово у входа в нее, который, собственно, я и искал и откуда тянуло ветерком. И хотя мне вовсе не улыбалось встречаться со львами даже при дневном свете, я решил, что парой камней и громким криком сумею прогнать их. Немногие дикие звери станут нападать на вооруженного человека, если у них есть возможность уйти.
Как только я выбрался на освещенное пространство, где отчетливо были видны камни и жидкая грязь, то сразу вспомнил данное Эгесистрату обещание перечитать свой дневник. Однако, вынув свиток из-за пояса и развязав шнурки, я понял, что не различаю слов; пришлось пройти еще немного вперед, прежде чем я смог сесть на камень и прочитать все, что записал вчера. С этого камня выход из пещеры мне еще не был виден.
Теперь, прочитав наконец о пророчестве, о волах, о ребенке и о том, как это пророчество исполнилось, я, казалось, в эти мгновения отлично помнил все это, даже то, как записывал об этом в свой дневник, но сейчас уже ничего не помню. Свернув свиток, я снова сунул его за пояс и двинулся вперед, держа в каждой руке по дротику.
И тут передо мной предстало видение столь необычайное, что я, наверно, должен был бы сразу догадаться, что случится далее, однако догадался не сразу. Слева от меня возвышался сталагмит, какие часто встречаются
Скользнув по ней взглядом, я пошел дальше, однако мне снова пришла в голову мысль, что эта колонна сделана людьми. Я остановился, повернул назад и стал на нее смотреть.
И тут мне показалось вдруг, что вокруг не стены пещеры, а дикая, продуваемая всеми ветрами пустыня, а под ногами не камни и глина, а земля, покрытая пожухлой травой, и над головой ярко-синее знойное небо. Острые выступы в стенах пещеры, похожие на хищные зубы, теперь казались мне то целым лесом колонн, то войском, грозно ощетинившимся пиками, а вокруг эхом разносился львиный рев; звери явно ожидали меня снаружи, у низкого округлого выхода из пещеры.
На мгновение, правда, я усомнился в их существовании, поскольку в самой пещере их не было. Ведь вполне вероятно, решил я, что это всего лишь рев горной реки или шум водопада, и мне просто почудились эти львы – ведь видел же я портик какого-то храма там, где не было ничего, и не менее сотни вооруженных человек в совершенно пустой пещере. Может, я просто выдумал этих львов, как и все остальное?
Но у выхода из пещеры появился самый настоящий черногривый лев с оскаленной пастью, желто-коричневый в ровном солнечном свете. Подняв над головой дротик, я ринулся вперед.
Солнце, видно, только что взошло. Передо мной лежало узкое каменистое ущелье; в самой его теснине бежал поток; и я заметил, что все это очень похоже – и одновременно совершенно не похоже! – на то, что я ожидал увидеть снаружи. Я, например, ожидал увидеть стаю львов, возглавляемую тем огромным самцом с черной гривой, который встретил меня у выхода из пещеры, и матерой львицей, возможно, с детенышами. Там и в самом деле было не менее четырех львов, однако все они были самцами и такими же огромными, как и тот, первый. И они настолько походили один на другого, что я не смог бы различить их.
Рядом действительно стояла львица, но в женском обличье. Высокая и сильная, сильнее любой из амазонок Иппофоды, она обозревала выход из пещеры с высокого помоста своей серебряной колесницы, в которую, однако, не было запряжено никаких лошадей. В лице ее безошибочно читалась сила, могущество, сосредоточенность и целенаправленность; ее огромные желтые глаза яростно светились – в этих глазах, как мне показалось, могла гореть и страсть, и жажда крови. В ее облике были возвышенность и благородство; однако было в нем и еще что-то необычное (но тоже прекрасное!), о чем я так и не осмелился спросить, чего не сумел ни определить, ни измерить.
Казалось, за ее широкими плечами поднимается еще одно солнце – между нею и каменистой стеной ущелья – и его восхитительное сияние окутывает ее, как мантия, блестящая ярче самого чистого золота.
– Подойди, – велела она мне. – Ты мне нужен. – В руке она держала большой барабан, и, хотя ее пальцы вроде бы не прикасались к туго натянутой коже, он вздрагивал от каждого удара моего сердца.
Я заколебался.
– Ты боишься моих львов? – Она свистнула, и все четыре зверя тут же подскочили к ней. Она погладила их, почесала им за ушами, точно они щенки; но стоило мне поймать на себе взгляд их янтарных глаз, как я тут же вспомнил, что это настоящие львы.