Воинственные фейри
Шрифт:
Я был уверен, что это гордость. Я вспомнил тот день, когда я заклеймил свои костяшки пальцев двумя определяющими эмоциями, между которыми я жил. Это было похоже на возвращение части контроля, установление границ, которые имели смысл для меня, так что это больше не было просто хаосом в моем сознании. Но это было даже лучше, потому что Розали поставила клеймо постоянного напоминания о любви и добре в ее жизни поверх ее шрамов, напоминая ей о том, что действительно определяет ее, ради чего она должна жить. Когда я сбежал от Мариэллы, у меня не было никого, кроме банды головорезов-фейри.
Мы проходили мимо Волков, которые ворковали и задыхались от татуировки Розали, смесь ужаса от большинства ее старших членов семьи до ревности и удивления от младших.
— Подожди, пока Бьянка увидит, — обратилась к ней одна тетя, но Роза просто откинула волосы, не обращая внимания. И за это она понравилась мне еще больше.
В конце концов она провела меня через ворота в частный квартал дома.
— Это комнаты Данте, — объяснила Роза, и я окинул взглядом аляповатые золотые украшения, расставленные на пьедесталах, и пару сундуков с сокровищами вдоль стен.
— Логично, — сказал я с ухмылкой.
— Мама хочет, чтобы у него была возможность уединиться. Как Дракону, ему нужно уединяться, и иногда наших кузенов нужно запирать, чтобы они не начали обниматься без его согласия.
Я издал негромкий смешок, когда она провела меня в огромную комнату с темной мебелью и массивной кроватью под золотой люстрой. На стенах висели сундуки с сокровищами и картины с изображением различных Волков. Одна с Штормовым Драконом, летящим сквозь облака, а над кроватью красовалась большая эмблема Оскура. Все было как-то… причудливо, но мне это не совсем не нравилось.
— Вот, пожалуйста, — объявила Розали. — Устраивайся здесь, насколько захочешь.
— Спасибо, — пробормотал я, и она повернулась ко мне, наклонилась и обняла меня, прижавшись ухом к моей груди.
— Нет, спасибо тебе, Райдер. Ты дал мне больше, чем ты когда-либо узнаешь, — прошептала она, и когда она отстранилась, я был уверен, что в ее глазах стояли слезы. Но это не была боль, потому что я бы почувствовал ее, если бы это было так.
— Носи свою боль как броню, Розали, — твердо сказал я ей. — В этом мире нет ничего страшнее фейри, которые могут истекать кровью на глазах у своих врагов, не дрогнув.
Улыбка озарила ее губы, и она кивнула, в ее взгляде появилось обещание, когда она направилась к двери и помахала на прощание, выскользнув в коридор. Дверь закрылась, оставив меня в темноте, и я не потрудился включить свет.
Тяжело вздохнув, я сел на край кровати, прислушиваясь к вечеринке, бушевавшей за пределами покоев Данте. Должно быть, было уже далеко за полночь, но я все еще бодрствовал, мои инстинкты горели от ощущения того, что меня окружает столько Оскуров. Увидев его семью вот так вблизи, я тихонько затосковал по семье, которую потерял много лет назад.
Я достал из кармана лезвие, покрутил его между пальцами, используя гипноз, чтобы вызвать в своем сознании мать и отца. Мои способности позволяли
Я использовал свой гипноз, чтобы увидеть их в этой комнате, идущих вместе рука об руку, улыбающихся, смеющихся, любящих друг друга. Так я их и запомнил. Я не позволял себе много думать о боли в глазах отца после ее смерти. Он никогда не был прежним, замкнулся в себе, отстранился от других. Я был единственным, кому он улыбался. Он держал меня в пузыре безопасности и любил меня всем сердцем, может быть, даже больше, чем просто любил. Словно пытался восполнить любовь, которую я потерял, когда умерла моя мама.
Через час или около того, голоса донеслись по коридору, и я застыл, узнав Данте и его маму.
— …не будь смешным, Dolce Drago, — шипела она. — Мальчик находится в моем доме, я буду видеться с ним, если захочу.
— Ему нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли, — рассуждал Данте, и я почти представлял, как он пытается преградить Бьянке путь в его комнату.
— У него было достаточно времени, пока он делал татуировки моей четырнадцатилетней племяннице без моего разрешения, — прорычала она, и я переместил лезвие в своей руке, старая привычка успокоила мою тревогу, когда я позволил немного крови вытечь из большого пальца и насытился болью.
— Танцевать, Данте! — донесся голос Леона издалека.
— Да, иди и будь со своим Leone, — подбодрила Бьянка.
— Он не мой Leone, — пробормотал Данте. — Просто оставь Райдера в покое, мама.
— Я здесь только для того, чтобы принести ему еды. Может, он и сын Веспера Дракониса, но в этом доме я не допускаю пустых животов, — звук каблуков донесся до двери, и я застыл на месте, когда она открылась и Бьянка появилась в своем длинном темно-зеленом платье, а Данте выглядывал из-за ее спины с извиняющимся выражением лица.
— Почему ты сидишь здесь в темноте, nuovo figlio? — потребовала она, включив свет, и я поморщился от яркости. Она вскрикнула, и я уже собирался защищаться от нападения, когда она побежала вперед и схватила мою руку, перевернув ее, чтобы увидеть порез на большом пальце. — Нет, нет, нет, — она зашипела, сильно дергая мою руку, пока ставила тарелку с едой рядом со мной на кровать.
— Что вы делаете? — спросил я в замешательстве, глядя на Данте.
— Веду тебя в ванную, — сурово сказала она, и я нахмурился, следуя за ней в ванную комнату, где она промыла порез под краном. — Dalle stelle, il ragazzo si taglia? Non va bene [33] .
33
п.п. Ради звёзд, мальчик режется? Очень плохо.