Воинственные фейри
Шрифт:
Судьба будет вести меня.
И пусть долго она меня прячет.
Пока мой ангел не найдет меня.
Райдер соскользнул с моего тела, вернувшись в форму фейри, и молча забрал у меня дневник. Он подошел ближе к краю личного балкона, который Данте создал для себя здесь, наверху, и поднес книгу к солнечным лучам.
Я тоже встала, бросив одеяло у своих ног и задумчиво перебирая в пальцах кубик.
— Как ты думаешь, это значит, что он действительно сбежал? —
Видел ли он статьи обо мне в газетах? Есть ли у него теперь хоть какая-то зацепка о моей жизни, чтобы держаться за нее, пока он продолжает прятаться от монстра, который пытался загнать его в клетку?
— Я думаю, это означает, что он планировал это сделать, — осторожно предположил Райдер, который никогда не полагался на что-то столь неосязаемое, как надежда, и я прикусила язык, когда несколько слезинок вырвались из меня и побежали по моим щекам от его слов.
Райдер резко повернулся ко мне, чувствуя укол боли, который он причинил своим сомнением, и нахмурился, поймал мою руку и притянул меня ближе к себе. На мне была только его рубашка с прошлого вечера, и прохладный воздух холодил мои голые ноги, но мне было наплевать на это, мне нужно было узнать, поверит ли он мне в этом. Будет ли он со мной.
— Я просто не хочу, чтобы ты возлагала на это все свои надежды и желания, детка, — прорычал он. — Не тогда, когда нет никаких доказательств, что ему это удалось.
Я молча кивнула, пытаясь сглотнуть слезы, но когда Райдер крепче сжал мою руку, он вытянул из меня эту боль, вместо того чтобы позволить мне отступить от нее.
Дрожащий всхлип вырвался из моей груди, и он наклонился ко мне, сцеловывая слезы с моих щек и пробуя на вкус мою боль.
Когда его рот нашел мой, связь, которую я почувствовала с его силой, почти поглотила меня, а мое горе поднялось в груди, как прилив, настолько мощный, что я боялась, что он уничтожит меня.
Но когда язык Райдера прошелся по моему языку, а его руки обхватили мою талию, я почувствовала себя заземленной рядом с ним. В этом поцелуе было столько боли и страданий, которые мы оба пережили, но он также был наполнен любовью, надеждой и обещанием жизни для нас, независимо от того, как все это закончится.
Звук открывающегося люка привлек мое внимание, и я обхватила Райдера руками, но не отстранилась, пока не почувствовала, как еще одни губы коснулись моей шеи, а сильные руки обхватили мою талию сзади.
Габриэль расправил крылья позади нас, и мы втроем оставались рядом в течение нескольких долгих секунд, отбрасывая тень, пока он упивался силой восходящего солнца.
— Покажи мне, — пробормотал Габриэль, его голос был грубым после сна, а губы прижались к моему уху.
Я оторвалась от Райдера, повернулась между ними и протянула ему журнал, где все еще красовалась золотая карта.
Габриэль взял ее и золотой кубик, положив журнал на маленький кованый столик, и отошел от меня.
Он закрыл глаза, его дыхание было медленным и глубоким,
Я смотрела, затаив дыхание, Райдер крепче обхватил меня за талию, прижимая к твердой поверхности своего тела, и мы наблюдали за броском костей.
Он кувыркался снова и снова, казалось, что он движется наугад, как и ожидалось, а потом вдруг резко дернулся влево и остановился так резко, что это выглядело не совсем естественно.
Я поспешила вперед, Райдер не отставал от меня, и мы втроем посмотрели вниз на цифру пять, которая твердо стояла на городе Дестинель.
— Что это значит? — вздохнула я. — Как ты думаешь, он может быть там, или…
— Один бросок ничего не значит, — ответил Габриэль. — Не наверняка, — он снова поднял кости и бросил еще раз, мы с Райдером молчали, чтобы сохранить его концентрацию.
И снова кубик словно дернулся в неожиданном направлении, но на этот раз он упал на город Голиаф. И снова на нас смотрело число пять.
Габриэль молча бросил еще раз. И еще раз. Он повторял это снова и снова, пока игральная кость останавливалась на бесчисленных различных городах и поселках, ни разу не попав в мертвую зону сельскохозяйственных угодий, джунглей или пустыни. Всегда какая-нибудь форма цивилизации и всегда число пять.
Это должно было что-то значить, но я никак не могла понять, что именно, и комок в горле становился все плотнее, пока Габриэль продолжал бросать кости.
Но когда солнце взошло на горизонт, золотые чернила начали исчезать, и я, задыхаясь, бросилась за журналом, желая, чтобы он остался и дал нам больше времени, чтобы разобраться в этом. Но не успела я поднять его в руки, как игральная кость снова опустилась на страницу, и пять точек стали последним, что я увидела, после чего на меня снова смотрел лишь первоначальный набросок горизонта.
— Габриэль? — спросила я, боясь произнести хоть слово больше, чем это, и умоляя его увидеть что-то еще.
Он посмотрел на меня своими стальными серыми глазами, нахмурил брови, протянул руку и обхватил мою щеку своей большой ладонью, его большой палец прошелся по моей скуле, в его глазах была боль.
— Я не могу его увидеть, — вздохнул он, и я поняла, что ему было больно произносить эти слова почти так же, как мне было больно их слышать. — Я испробовал все, что мог, но там нет ответов для меня.
Я покачала головой в яростном отрицании. — Нет. Здесь что-то есть. Какой-то ответ. В той записке явно говорилось о том, что я найду его. Очевидно, у него был план, и он оставил его для меня, чтобы я смогла его найти. Это карта, Габриэль, которая должна привести к нему!
Я услышала, как мой голос повысился в тональности, когда отчаяние вцепилось в меня когтями, а глаза Габриэля вспыхнули болью, когда Райдер притянул меня к себе, чтобы я посмотрела на него.
— Он делает все, что может. То, что ты выходишь из себя, ничему не поможет, — прорычал он на меня, словно я была каким-то глупым ребенком, и моя рука врезалась в его щеку, прежде чем я успела подумать о том, что делаю.