Воины клевера
Шрифт:
Фомых с Головенко были единственными прапорщиками в группе, остальные – сплошь офицеры, и только ленивый, беззлобно подтрунивая, не прошелся еще по этому поводу.
– И в самом деле, молодой человек, не надо стягивать на себя отрицательные эманации, – Денис Евгеньевич, «Профессор», как его окрестили в группе, был как раз одним из трех «ленивых», которые в общих шутках не участвовали. Они вообще нигде не участвовали. Трех магов, приданных группе, оберегали как зеницу ока. Впрочем, именно им придали группу, а не наоборот. С задачей довести эту блаженную троицу до мифической «Двери». Маги, понятно, тоже
– И правда, Леша, не зови лихо почем зря, – дядя Вася, классический дед-лесовик, не отстал от «профессора».
– Да я-то чего… – развел руками Головенко и посмотрел на третьего мага, молчаливого и сосредоточенного бербера, с невозмутимым лицом перебирающегося через лужу. «Хоттабыч», окрещенный так скучающими остряками, говорил мало, но если вступал, то любое его слово падало весомо и твердо. На сей раз он промолчал, даже не удостоив взгляда удивленного прапорщика.
– Пошли, – Фомых хлопнул по плечу Головенко. – Нечего нам тут торчать.
Когда вечернее небо расцвело созвездиями, Федун, наконец, разрешил устроиться на отдых. Жаба осталась далеко позади, вместе с еще парочкой «подружек». Разную мелочь, то и дело пытавшуюся напакостить проходящим мимо бойцам, уже и считать перестали.
– Мне показалось или сегодня как-то тише прошли? – поинтересовался Головенко, плюхаясь возле костра и принимая от Игоря разогретую банку консервов.
– Тьфу на тебя, – возмутился тот, – точно дядя Вася говорит, ты языком как помелом мелешь. Да, сегодня три больших было вместо пяти. И что? Что, уже пришли? Еще чапать и чапать. Накаркаешь – придушу.
Обещание, если смотреть со стороны, было чисто символическим, Фомых размерами явно уступал здоровяку Лехе. Но это – если не знать Игоря.
– И звезд сегодня больше, – Головенко задрал голову, рассматривая крупные огоньки, удивительно яркие и чистые после серой, мутной дневной духоты.
– В гору пошли, деревья редеют, – не разделил его романтики Степан. – И вообще, мне это сильно джунгли напоминает.
– Какие?
– Наши, – Фомых сплюнул попавшую в рот соринку. – Там и там духота, дезориентация и сдохнуть можешь в каждый момент. Тут Твари, там «бабуины». С той только разницей, что эти нас хотят всего лишь сожрать. И ей-богу, они мне больше нравятся.
– И правильно, – дядя Вася, как и положено настоящему лешему, соткался из стремительно чернеющей ночи. – Всякую Божью тварь надо любить, ибо она для чего-то да придумана.
– Скажете тоже, – Леха чуть не подавился сухпаем. – Какие же они божьи?
– Всякая тварь да с разрешения Господа существует, – дядя Вася невесомо уселся на землю и повернул морщинистое лицо к прапорщику. – И эти, и мы, и орки ваши с эльфами. Раз они есть, значит, Господу для чего-то да нужны. И не нам решать, что правильно, а что нет. Наше дело – уважительно относиться к всякой вещи в мире.
– То есть это нам надо было перед жабой извиниться, что мешаем ей спокойно на попе сидеть, и попробовать пойти дальше? А если она уж пообедать решит, так и с поклоном ей «пожалуйста»? – развеселился Головенко.
– Господь всем дает свое умение, – в темноте
– Ага, – не сдавался Леха, – так, значит, то, что мы идем к этой «Двери», это правильно? Ну, раз нам туда разрешают идти.
– Господь за тебя ничего делать не будет. А чтобы ты от тех же зверюг местных отличался, – дядя Вася собрал все морщины на лице в одно хитрое печеное яблоко, – он тебе еще и право выбора дает. Решай сам, что правильно, а что нет.
– Рулетка, – подытожил Головенко. – Угадал – будет тебе благословение, не угадал – извини.
– Ты не в карты играешь, – усмехнулось печеное яблоко, подсвеченное неровным светом костра, – и в том и в другом случае ты что-то да получишь, Господь, если очень попросить, всегда дает. А вот уж дальше твое дело, что с этим делать. Если по совести живешь, то и выбор у тебя будет правильный. А если за корыстью или гордыней пойдешь, то тебя эта дорожка только к ним и приведет. И не скажешь ведь ничего – сам всё сделал.
– Так ведь не по совести тогда получается, – приподнялся на локте до этого момента лежащий на земле Фомых. – Не мы строили эту «Дверь», не нам ее и ломать.
– А кто тебе сказал, что мы ее ломать станем? – удивился дядя Вася. – Мне, например, очень интересно просто на нее посмотреть. Что там за ней, что она вообще такое? Ну а уж по ходу дела и будем решать, что у кого с совестью и как нам ее на всех делить. – По-старчески покряхтывая, он поднялся на ноги и прищурился куда-то в темноту. – О, что-то там наш Денис Евгеньевич углядел в ромбике, пойду тоже посмотрю.
Когда старик исчез в темноте с другой стороны костра, Головенко повернулся к Игорю:
– Ну и что это все значило? Ни фига я не понял. Как по-правильному-то будет? По совести?
– А для того, чтобы решать, как оно по совести будет, – сварливо отозвался Игорь, укладываясь поудобнее и отворачиваясь от Головенко, – сначала этой совести надо хоть немного где-то набрать. А у тебя ее совсем нет, мне с утра на дежурство, а ты тут антимонии разводишь. Спи давай. Или мне хоть дай поспать, совестливый ты наш.
И уже закрывая глаза под хоровод кружащихся чужих созвездий, Головенко тихо пробормотал:
– А мне тоже интересно посмотреть. Просто посмотреть.
Подмигнул звездам, улыбнулся – и мгновенно уснул. Впереди был еще один тяжелый день.
Тяжелый день превратился в два, а потом в три. Но переносилось это все гораздо легче, поскольку поисковый ромбик, болтающийся на шнурке у «профессора», уже практически весь расцвел огоньками. Маги хором уверяли, что они почти пришли. И правда, тварей становилось день ото дня, час от часу все меньше и меньше. Даже мелочь перестала досаждать последние полдня. Зато появилось нечто другое. Что-то разлитое в воздухе. Не страх, не напряжение – нет. Но нечто, заставляющее благоговейно склонять голову и с каждым шагом ступать все осторожнее и осторожнее, чтобы не потревожить что-то великое, что почивало неподалеку. Бойцы переглядывались, каждый пытался по товарищам определить, что происходит, но тщетно. Все чувствовали одно и то же и никак не могли это объяснить.