Воины Сатаны
Шрифт:
Как чего?
– возмутился Дьякон.
– Я людям помог. Людям легче жить стало!
И все пятеро воззрились на деревню, пытаясь понять изменения, что принес в жизнь деревенских совестливый Дьякон.
Посреди деревни стоял пруд. В пруду плавали домашние жирные утки и надменные гуси. С берега на них, не без зависти, поглядывали, поджимая лапы, стаи петухов да куриц. Тут же, в большой луже, натекшей из пруда, с наслаждением валялись толстые свиньи и копошились поросята. И неподалеку, за большим деревянным столом, уставленным бутылками пива и водки, сидели те самые, деревенские, резались в карты и в домино, гомонили и глядели уже куда как
12
Это была высокая здоровеная баба с широким некрасивым лицом, курносая и толстогубая. Она умела громко ругаться и ругалась всегда: дома, на улице, на работе, с соседями. Ее все не любили, не было на свете человека, который бы любил ее да она и сама в таком человеке, ну никак не нуждалась...
Работала она на железной дороге, мела пути, подавала сигнал горящим тусклым светом фонарем «Летучая мышь» проходящим поездам и сидела одинокой сычихой в будке, глядя сердито в окно и обругивая проезжающие через пути редкие автомобили.
Впрочем, ее любимым делом было опустить шлагбаум и мести пути перед самым носом нервничающих автолюбителей. Иногда, будучи особенно злой, она безо всякой видимой причины, опускала шлагбаум, и автомобилисты застревали в большущей пробке, ожидая мифический поезд, а она сидела себе в будке и зло посмеивалась, глядя на озадаченные и рассерженные лица несчастных водил.
Правда, иной раз она удивляла и бывалых мужиков. Раз, на пути заглохла фура и перепугавшийся водитель выскочил из кабины, хватаясь за голову и голося истерично. Поезд еще даже не был виден, а мужик уже решил, что все, наступил конец света для него и для его фуры.
Она, меж тем, подошла к грузовику, вцепилась ручищами в морду печально ослепшей машины и завозилась, упираясь в рельсы ножищами. В одиночку, не спеша, вытолкала камазину назад, прочь с путей, вот зверюга-то, медведица, да и только!..
Карлсон потряс головой, отгоняя от себя сон со здоровеной бабой. Он встал с постели, прошелся несколько раз по квартире, посмотрел в окно на двор, усыпанный осенней листвой, широко зевнул и забрался обратно в кровать, спать. «Быть бы птичкой!» - думал он при этом, - «Да и проспать всю осень, пропустив слякоть и морозную зиму, а к весне проснуться, распустить крылышки и полететь, полететь, чирикая и восторгаясь...»
И снова ему приснилась здоровеная баба.
Любила она помудрить. Иной раз одевалась под рыбака и ходила рыбу удить. И никто из рыбаков, как правило, уже дежуривших у реки, не мог бы с точностью утверждать, что она не мужик.
С возрастом у нее и усы стали расти. Она их не брила, а ходила так, наводя всех на мысль, что она, действительно, мужик.
Карлсон проснулся, отчаянно пытаясь загородиться от этого сновидения, а может и не сновидения вовсе?..
Усталость взяла свое, все-таки редко приходилось высыпаться. Тут же он увидел старую-престарую женщину. Она и дома ходила в платке, а когда снимала, чтобы платок перевязать, обнаруживалось, что старая модница стесняется своих пожелтевших волос. На улицу она надевала парик, который плохо держался на ее маленькой головешке и иной раз съезжал на бок, наподобие великоватой меховой шапки. Бледное лицо свое она красила, мазала восковые щеки красной помадой и после,
В эти минуты вид высохшей, белой, как бы обескровленной старостью, модницы был особенно страшен.
Люди ее сторонились, ей уступали место в очереди и она, купив хлеба, да молока шла, пошатываясь от слабости, обратно, домой, пугая встречных алкашей, имевших обыкновение выпивать в соседнем с магазином, скверике.
Многие пьяницы завидев ее трезвели со страху, а протрезвев, ругались на чем свет стоит, потрясая в отчаянии кулаками, что только понапрасну потратились на бутылку и тащились обратно в магазин, чтобы продолжить прерванное старой модницей, дело, немаловажное, кстати, для любого алкоголика — дело забытья и розового мечтания, в которое погружается с выпитыми граммами, с головою, каждый выпивоха, независимо от возраста и воспитания.
Карлсон проснулся, уставился недоверчиво в потолок. Неужели?!
Бывают такие моменты в жизни, когда память услужливо вытаскивает на свет божий воспоминания давно прожитых лет. Когда босоногое детство, вдруг, встает перед глазами яркими картинками и полузабытые лица родных вспоминаются, отчего-то, особенно четко. В обыкновении, это происходит, когда ангел смерти подходит к кандидату на тот свет особенно близко, готовый выхватить из тела трепещущую душу...
Здоровеная баба приходилась бабушкой Карлсону и матерью его отца. А старая модница была прабабушкою по папиной линии.
Обе женщины не могли быть ведьмами, сила в его роду передавалась только по мужской линии, но с какой такой стати они ему приснились? Смерть замаячила невдалеке. Ну и что из того? Карлсон, недоумевая, пожал плечами, к смерти он привык и, считая ее неотъемлемой частью этой, да и той жизни, махнул в пренебрежении, рукою...
Сон больше не шел, и он отправился на кухню. Он, как и многие русичи, обожал почаевничать, через года передалось ему это наследие предков — страсть к самоварам и духовитому, порою перемешанному с травами, чаю.
Самоваров у него было несколько. Некоторые, для красоты, стояли в буфете за прозрачным стеклом, сквозь которое свободно лился солнечный свет. Иной, сверкал никелированными боками на обеденном столе, вполне готовый пыхтеть да кипятиться. И глядя на самовар, конечно, электрический, Карлсон, вдруг, вспомнил своего прадеда, мужа старой модницы, бывалого любителя почаевничать.
Прадед был высок, широк в плечах. Седовласый. Волосы крупными кольцами завивались у него над головой. Глаза с хитрым прищуром и смуглые высокие скулы.
Кроме чая, он страстно любил охоту. И однажды, глубокою зимой наткнулся в лесу на медведя-шатуна.
Прадед грозно поглядел на медведя, померился взглядом с голодным зверем и победил его, принудив отвести глаза. Шатун бросился бежать прочь и прадед пугнул его из ружья, которое, кстати, было заряжено обыкновенными пулями, предназначенными для убийства лис да зайцев.
Тут же Карлсону и дед вспомнился. В первую мировую войну он, как раз, угодил в войска царской армии.
Карлсон так и увидел, как дед, будучи еще молоденьким, не опытным колдуном, воображал себя свирепым солдафоном. Наконец, нашел искомое, вошел в образ, громко рявкнул и, потрясая оружием, ринулся в атаку в уверенности скорой победы над врагом.