Воины Солнца и Грома
Шрифт:
Рядом стоял в панцире и красном плаще, держа в руке шлем с красным гребнем, Валерий Рубрий. Они со Стратоном понимали друг друга без слов. Запад должен повелевать миром, но для этого он должен слиться с Востоком, перенять его тысячелетнюю мудрость, основанную на повиновении. Свобода, демократия, республика — хлам, не годный для великих царств. Это поняли Александр и Нерон. «Сын должен быть сыном, отец — отцом, государь — государем, подданный — подданным», — так учил философ из Серики, о котором рассказывал Шивасена.
И эту мудрость они сегодня вобьют в головы обнаглевшему мужичью и варварам, собранным
Гордый, уверенный в своих силах, вышел Стратон из храма. Золотой слон воинственно поднимал хобот над его челом. А лучший боевой слон уже ждал царя. Спину и бока серого великана покрывала расшитая жемчугом и самоцветами попона с изображениями морских коней-драконов. На спине возвышалась деревянная башня с зубчатым верхом. Погонщик с крюком восседал на шее животного. По шелковой лестнице Стратон взобрался наверх. У башни было два этажа. Наверху, на площадке без крыши, стояли четверо лучников. Внизу было помещение с четырьмя окошками, позволявшими наблюдать все поле боя. Здесь царя уже ждала Нагадеви. О том, что девадаси находится на царском слоне, знали немногие, да и тем велено было молчать.
Под приветственные крики воинов слон двинулся вдоль строя, растянувшегося от Джандиала на восток, между городом и рекой Лунди-наль, В середине строя стояли колесницы. Стратон вспомнил Гомера и усмехнулся. Здешние эллины по-прежнему назубок знали «Илиаду» и любили колесничные ристания, но вот служить в колесничих предоставляли индийцам, как и в пехоте, себе же оставили тяжелую конницу. Эта конница стояла двумя железными клиньями: справа от колесниц греки, слева — парфяне. Пусть соперничают на поле боя, а не в дворцовых заговорах! Позади колесниц серыми скалами, увенчанными башнями, возвышались слоны. Их клыки были окованы железом, голову и грудь защищали доспехи. Возбужденные вином, животные нетерпеливо трубили.
На обоих краях войска, слева и справа от конницы, стояла пехота. Валерий Рубрий верхом на породистом бактрийском коне занял свое место на правом фланге. На левом пехотой командовал Махасена — исполнительный, но осторожный и не шибко умный тысячник, охотно предоставлявший другим — особенно Валерию — думать за себя. Времена несокрушимых фаланг давно прошли, а в Индии, стране боевых слонов и колесниц, вообще пехоту ценили невысоко. Но Валерий не зря так долго и старательно муштровал своих солдат. Выстроенные в десять шеренг и разделенные на манипулы — колонны по две сотни бойцов, — они готовы были быстро и четко выполнить любой приказ.
Царский слон, самый высокий и могучий, занял место в середине слоновьего строя. Из окна башни Стратон, презрительно кривя губы, разглядывал вражеский строй по другую сторону Лунди-наль. Всего один слон, да и тот явно не боевой. В середине строя, конечно, закованная в железо сакская конница. Что же еще может придумать степной варвар!
Но как бы ни презирая Стратон своих сегодняшних противников, он не решился бы поставить против саков пехоту — не только обученных Валерием индийцев, но даже римский легион, перенеси его сюда какая-нибудь невероятная магия. О фалангу и легион разбивалась любая варварская орда, конная или пешая, пока Сакесфар, царь сакарауков и соратник Герая Кадфиза, не додумался основательнее заковать конных скифов в латы и дать им, кроме мечей, длинные тяжелые копья. Парфяне это сакское изобретение испробовали на римлянах и получили удовольствие использовать голову Красса на представлении «Вакханок» Эврипида, хотя на Орфея Красс был весьма мало похож… Нет уж, пусть лучше скифы потягаются с тем, чего в степях нет — со слонами и колесницами.
Интересно, где этот охотник за невестами Вима? При его осторожности — не иначе, как на слоне, вместе с обеими девчонками. Из-за этих двух, падких до сильных мужчин, ему и придется сегодня губить своих подданных и, по сути, свое же войско. Парфянке, положим, некуда было деваться, но его сестрице-то чего не хватало, кроме такого вот скифского медведя? И согласится ли Деванага взять ее после всех этих похождений? Впрочем, тот еще и не таких обламывал.
А Вима действительно предпочел бы командовать боем, как и пристало индийскому царю, возвышаясь над полем сражения на слоне. Но командовал-то он не только индийцами, но и саками, почитающими такого вождя, который рубится впереди всех. Невольно помог Аспаварма, во что бы то ни стало домогавшийся места во главе клина. Вима, разумеется, уступил его гордому царскому саку, а сам устроился в глубине клина, рядом со Знаменем Солнца.
Здесь же, верхом на смирной, но не боязливой лошадке, был и Хиранья. Ардагаст с Ларишкой и еще десяток всадников должны были охранять мага, чтобы он и в самой гуще битвы мог колдовать так же спокойно, как у себя в храме. Впрочем, надеяться на мага можно было лишь в том случае, если враг применит астравидью первым. Не так был силен Вима, как думали его воины, передавая друг другу слухи о невероятных победах отважного царевича и могучего солнечного мага над ужасными подземными демонами.
Вдоволь насмотревшись на слабого, по его мнению, противника, Стратон с усмешкой обернулся к Нагадеви:
— А не попробовать ли на них оружие прасвапана — усыпляющее, или нака — вызывающее безумие и обморок, или акшисантардхана — вызывающее понос? Большего они не заслуживают. Или пайшача — побуждающее к неистовой пляске? Вот смеху-то будет! Мы, эллины, любим посмеяться.
Нагини коснулась его плеча и сказала тоном строгой учительницы:
— Не забывай, милый: астравидью опасно применять против более слабого врага, да и вообще против людей. Только если в дело вмешаются боги, демоны или хотя бы маги. А они тут есть? Ну-ка, погляди духовным зрением.