Воины Солнца и Грома
Шрифт:
— Зачем позоришь в гостях дом хозяина, Андак? Или спутал его с греческой корчмой?
Нарочито коверкая венедские слова, чернобородый ответил:
— Что, хочешь венедски дэвка? Нэ дам, нэ прасы!
— Уважай хоть своих родичей, если чужих не уважаешь! Я — сын царевны и твой троюродный брат, — с холодной яростью сказал Ардагаст.
— Ты — венедский ублюдок! — Андак сбросил девчонку с колен и, пошатываясь, встал. — Как смеешь носить нашу тамгу? А твоя мать… — и чернобородый выкрикнул несколько слов, которые (это знал даже Хилиарх)
— Защищайся, песий сын! — два клинка блеснули в руках Ардагаста.
— С таким, как ты, воюют этим!!! — Андак с ухмылкой взмахнул плетью — и тут же отскочил, выронив ее обломок. Распоротый на груди кафтан окрасился кровью. Остальные трое с руганью выхватили мечи, но долго сражаться пьяным сарматам не пришлось. Самого мощного Сигвульф огрел плашмя по голове и пинком выпроводил за дверь. Другому Хилиарх, ловко увернувшись от удара, подставил ногу, а затем так кольнул кинжалом пониже спины, что степняк взвыл и бросился следом за соплеменником. Третий, не выдержав натиска Ардагаста и Вышаты, бежал через окошко, в которое еще раньше змеей проскользнул, забыв о мече, Андак. С улицы донеслись конский топот, брань, угрозы — и вскоре затихли. Ардагаст поднял девчонку за волосы и отвесил ей хорошую затрещину.
— Почто род наш позоришь?!
— Батюшка велел гостей хорошо принять, а сам ушел, а они меня вино пить заставили, — всхлипывая, утирала слезы волосами девушка.
Ардагаст вытер меч о скатерть и резко шагнул к двери. Цепкий взгляд грека успел заметить на клинке надпись: «Куджула Кадфиз, великий царь царей кушан». Год назад в Эдессе только и говорили об этом варварском вожде, что подчинил себе Бактрию и Индию, покончив с греческими царями, правившими там со времен Александра.
На улице уже собралась взбудораженная толпа. Впереди стоял, потрясая резным посохом, старейшина — дородный, с густой седеющей бородой во всю грудь.
— Что творишь в моем доме, буян? Бродил Чернобог ведает где, теперь пришел воду мутить?
— Зато ты, дядя, всегда знаешь, где и когда в тишине отсидеться. В каком лесу прятался, когда дед с отцом погибли под Экзампеем, а мою мать Сауасп на аркане тащил?
— Да от твоего отца все несчастья венедов! Соблазнил царевну росов, а Сауасп всю степь поднял, чтобы за честь рода отомстить. Лучшие земли мы потеряли по Тясмину, Роси, все грады на Днепре… А тебе, степняку, лишь бы свары затевать.
— Иди от нас в степь, там дерись! Из-за тебя сарматы село сожгут! — зашумела толпа.
Кое-кто схватился за вилы, рогатины, дубье. Полетели комья сухой земли, один ком разбился о рогатый шлем Сигвульфа. Прорычав: «Кровь Тора!», гот широко взмахнул мечом, как косой, и венеды подались назад. Бородатый кривой мужик ударил было рогатиной, но германец мигом перерубил древко. Движением руки Ардагаст остановил схватку. Тяжелым, укоризненным взглядом окинул он толпу, молча взобрался на коня и вдруг обернулся и крикнул:
— Все равно я вернусь
Уже за околицей он произнес, ни к кому не обращаясь:
— Это — мой род. Когда-то он был царским родом сколотов.
Они долго ехали молча. Выбрав момент, Хилиарх вполголоса заговорил с Сигвульфом:
— Теперь все понятно: этот Ардагаст хочет возродить царство сколотов. С таким трусливым измельчавшим народцем…
— О своих эллинах такое скажи, гречишка! Тот кривой чуть не насадил меня на рогатину с одного раза. Видно, на медведя ходить им привычно. Клянусь копьем Одина, из них еще будет толк!
Под вечер их нагнали четверо пеших парней с копьями, топорами и луками. У одного — стройного, смуглого — на поясе висел длинный меч с тамгой на ножнах.
— Возьми нас в свою дружину, царевич! Не все у нас такие, как Добромир да его должники и прихвостни. Оружие, правда… Меч только у Неждана. Батя его, сармат, сказал: «Одно это тебе дарю, остальное, если ты и вправду мой сын, им добудешь».
Лицо Ардагаста озарилось улыбкой.
— Что ж вы без коней, дружинушка храбрая? Пахать не на чем будет? Ладно, заедем к оседлому сармату Ардабуру, у него табун большой.
— С дружиной царевич рассчитается из своей доли, — бросил Вышата досадливо скривившемуся греку.
И в других селах молодежь шла к Ардагасту, так что за несколько дней отряд вырос до двух десятков человек.
Все дальше от Буга уходили Ардагаст и его спутники. Все гуще и обширнее становились леса, и наконец за развилкой трех дорог лес стал на севере сплошной бескрайней стеной. Ардагаст остановил отряд:
— Здесь будем ждать. Правая дорога ведет на Перепетово поле — к росам. Оттуда… да вот и они!
Три десятка конных сарматов приближались с востока. Все — при оружии, хотя кони у большинства были неказистые, а доспехи — копытные. Лишь немногие имели стальные наборные панцири. Впереди ехал стройный всадник в черном плаще и начищенной кольчуге, с кривым греческим мечом у пояса. Длинные черные волосы падали на плечи из-под остроконечного восточного шлема. Ардагаст выехал вперед и приветственно помахал рукой. Сарматы вскачь понеслись навстречу ему. Вот их предводитель подскакал совсем близко — и оказался… молодой женщиной с миловидным круглым лицом и узкими раскосыми глазами. Хорошо подогнанная кольчуга подчеркивала высокую грудь.
— Это моя жена — Ларишка, — обернулся к своим спутникам Ардагаст. — Она тохарка знатного рода. А это — мой друг и первый дружинник Вишвамитра, — кивнул он на могучего смуглого воина с пышными черными усами.
Тут всадница быстро и сердито заговорила с мужем на незнакомом языке, потом вдруг перешла на венедский:
— Нет, пусть и они знают! Тебе непременно нужно было затеять драку из-за девки, да еще пьяной? А потом кричать при всех про Колаксаеву чашу? Можешь радоваться — Сауасп обо всем узнал и теперь идет с дружиной по нашему следу.