Воины столетия. Наследие
Шрифт:
— Ага. Скажу, что это я выпила.
Мама рассеяно посмотрела на меня, поняла, что сказала ерунду и чуть улыбнулась. На столике перед телевизором бесшумно замигал её телефон. Я глянула на экран.
— Федор Эдуардович.
— Чёрт с ним.
Я вскинула брови и удивлённо посмотрела на мать. Нет, банку она ещё не открыла, только примеривалась, боясь сломать ногти с дизайнерским маникюром.
— Давай я, — я забрала у неё жестянку, дернула за кольцо. — Держи. Может, стакан принести?
— Нет, — мама схватила
— Что ты готовишь?
— Пиццу грею.
Я принесла пиццу, предусмотрительно разрезав её, села рядом с матерью, потягивающей пиво из банки, и поискала глазами пульт.
— Они бросили перед воротами корягу.
— Что? — я замерла с вытянутой рукой.
— Эти скоты бросили перед воротами корягу, — мать говорила тихо, зло. — Я вышла из машины. Двое схватили меня за руки, а один принялся срывать драгоценности и шарить по карманам. Это очень… неприятно, унизительно и больно, — она коснулась припухшей мочки уха. — Я могу быть сколь угодно сильной, но…
Она шумно выдохнула и снова глотнула пива.
— Мам…
— Я так и не поблагодарила твоего парня. Он занимается боевыми искусствами?
Я отрицательно покачала головой.
— Он просто… сильный.
— Да, у мужчин это значит нечто иное, — мама снова улыбнулась и потянулась к пицце. Осторожно подцепила кусочек, поднесла к носу, понюхала, откусила, прожевала и, поморщившись, выдала.
— Фу.
Поддавшись минутной слабости, я прижалась к маминому плечу. Она не отодвинулась, не ушла.
— А можно мне глоточек? — я кивнула на банку.
— В холодильнике есть газировка.
— Ну, ладно.
— И захвати мне вторую банку.
Мы съели пиццу, включили телек и растянулись на диване, прижавшись друг к другу. Мне было так тепло и уютно в нашем доме, на диване, в тишине и сумраке зимнего вечера, в объятьях матери, что хотелось плакать. Впервые мать позволила себе подобное проявление чувств, и я поняла, как мне этого не хватает.
Я, кажется, задремала, потому что сквозь сон почувствовала лёгкое прикосновение.
Мама осторожно коснулась губами моего затылка.
— Прости меня, — прошептала она тихо, едва слышно, думая, что я сплю. — Прости меня, доченька.
"И ты меня прости", — уже засыпая, подумала я.
Меня разбудил немой призыв. Я проснулась резко, удивлённо огляделась по сторонам, не понимая, где нахожусь. Мама, прижав меня к себе, спала, мирно посапывая. Уже почти стемнело, телевизор едва слышно бубнил. Я бы с удовольствием плюнула и на Перехлестье, и на духов ради ещё нескольких минут рядом с матерью, но сегодня мы планировали выход. А, значит, парни ждали только меня. Осторожно убрав с себя мамину руку, я соскользнула на пол и ногой задела пустую банку пива.
Мама завозилась,
— Ты куда?
— В туалет. Спи, мам.
По дороге я сняла с вешалки куртку и надела тапочки. Все равно в подворотне мы простоим недолго. Сжав в руке Камень, я закрыла дверь туалета, и только отвечая на призыв, подумала, что легко можно было перенестись и из своей комнаты.
— Ты что так долго? — сходу налетел на меня Ярослав. — Телефон не берёшь, к нам не торопишься.
— Я с тобой вообще говорить не хочу! — отрезала я. — За Настю ещё получишь!
— А что я такого сделал?
— Не помнишь?
— Ребят, пошли уже, — Сашка протянул свою долю Камня.
— Нет, погоди! — Ярослав ткнул себя пальцем в лицо. — Видишь, как нос опух? Видишь?
— Пить меньше надо!
— Это я честь её защищал!
— Знаем мы, как ты честь защищаешь!
— Смотрю я на вас, — произнёс Рустам задумчиво, и мы, мигом замолчав, уставились на него. — И завидую, что не вместе с вами учусь. Так весело живёте…
— Ну… Да, — нервно хихикнула я. — Пошли.
— У тебя что-то в волосах, — Сашка протянул руку и, дернув меня за прядь, вытащил из моей головы кусочек колбаски.
— Ой… Это мы с мамой пиццу ели…
— У тебя вид, как будто ты в пицце уснула.
— Ящик, завали!
— Вы чего здесь разорались? — со двора к нам в подворотню заглянула полная женщина в драной, старой шубе. — А ну, пошли вон, наркоманы чертовы, тунеядцы…
Не сговариваясь, мы хором полезли за своими Камнями.
— Чего смотрите? Непонятно говорю, дебилы? Под таблетками своими новомодными? Сейчас милицию вызову, вас…
На глазах тетки мы исчезли из реальности.
— Её инфаркт не хватит? — Гермес тряхнул крыльями и расправил их, едва не снеся Аида, который, в своей манере Флеша, переместился чуть левее.
— Наверное, не надо было так поступать, — рассудительно заметил он.
— Мы быстро вернёмся. Она и глазом моргнуть не успеет, — ответил Арес.
— Ага, только я исчезну, — заметила я, направляясь к светлеющей среди пальм, лиан и странного вида кустов полоске песка. Похоже, в этот раз Перехлестье играло в необитаемый остров.
Мы вышли на пляж — под белесым небом искрился бежевый песок, а море было по-карибски бирюзовым. Волны лениво накатывали на берег, оставляя на нем широкий темный след. Жаль, но и эта картина молчала.
— Вас не напрягает местная тишина? — словно прочитав мои мысли, спросил Аид.
— Мы привыкли, — пожав плечами, ответил Арес.
— А что твой папаша говорит по этому поводу? — Гермес достал из-за пояса посох и теперь чертил на сыром песке доисторических человечков.
С некоторых пор мы с Аресом решили ничего не скрывать от наших напарников. О Зевсе они знали ровно столько, сколько и мы, в том числе и от нашего нового Ключника — Сашкиной матери.