Вокруг королевства и вдоль империи
Шрифт:
Фу продолжал спать, но мисс Сунь проснулась и, когда я вовремя не успел сменить кассету, поставила одну из своих. То был саундтрек некого индийского фильма. Все песни были на хинди, но заглавная — на английском:
«Я танцор диско! Я танцор диско!»Этот идиотский речитатив бесконечно повторялся под гнусавое завывание электрогитары.
— Это индийская музыка, — сказал я. — Вам она нравится?
— Я люблю эту музыку, — сказала мисс Сунь.
— Вы понимаете слова?
— Нет, —
К четырем часам у нас почти кончился бензин. Фу сообщил, что у него есть запас бензина в багажнике, несколько больших канистр, но едва я взглянул на указатель, показался небольшой поселок.
— Остановитесь здесь, — сказал Фу.
Он указал мне на хибарку, которая оказалась автозаправкой. «Пистолеты» там были старомодные, с длинными шлангами. Как и все заправочные станции в Тибете, эта принадлежала Народной Освободительной Армии Китая.
— Надо бы и покрышку починить.
Фу сказал:
— Нет. Они не чинят покрышки.
В Синине я просил Фу взять в дорогу два запасных колеса. Он прихватил только одно, и мы им уже воспользовались. Значит, теперь едем без запаски.
— Где же мы починим покрышку?
Он рассеянно ткнул куда-то вперед, в сторону Лхасы. Значит, не имеет ни малейшего понятия.
Я подошел к солдату, который наполнял нам бак.
— Где мы?
— Это Вудаолян.
На карте топонимы выглядят солидно. Но этот поселок едва заслуживал попадания на карту. Разве автозаправка, несколько казарм и забор из колючей проволоки вообще стоят отдельного названия? В любом случае, информация не радовала: раз мы в Вудаоляне, то не преодолели и половины пути до города Амдо — нашего пункта назначения [66] .
66
Название «Амдо» также носит одна из исторических областей Тибета.
Погода внезапно переменилась — казалось, она захотела придать моменту оперную трагичность. Поднялся ветер, по небу беспорядочной толпой хлынули облака, застилая солнце, стало сумрачно и очень холодно. Моя карта стала биться о крышу машины. Близилась ночь.
— Господин Фу, когда мы приедем в Амдо?
— Примерно в шесть.
Разумеется, полагаться на его слова не стоило. В подсчетах Фу был крайне неточен. Я больше не верил, что ему уже доводилось ездить этим путем. Впрочем, моя карта тоже была не слишком надежна: на ней были отмечены дороги, которых вообще не существовало, и поселки, на месте которых были лишь руины да пески, которые перегонял с места на место ветер.
У Фу даже карты не было — только клочок бумаги с накорябанными на нем семью названиями городов — остановок между Голмудом и Лхасой. Листок испачкался оттого, что Фу все время в него заглядывал. И сейчас он снова скосил глаза в бумажку.
— Следующий город — Яньшипин.
Мы тронулись. Я вел машину, Фу дремал.
Мисс Сунь крутила «Танцора диско».
Через час мы миновали одинокую хижину, возле которой под охраной свирепого пса паслись несколько яков.
— Яньшипин?
— Нет.
В тускнеющем свете дня, на холодном ветру нагорье уже не казалось романтичным. «По сравнению с этой местностью пустыня Гоби кажется плодородной землей», —
Иногда нам попадались поселки. Все они были маленькие и одинаковые: кубические домики с замызганными белеными стенами и плоскими крышами, красные, голубые, зеленые флажки и фестоны с мантрами развевались на кустах, подпертых палками. Когда эти молитвенные флаги реют на ветру, мантры вибрируют в воздухе, разливая вокруг благодать. Опять яки, опять свирепые псы.
— Яньшипин?
— Нет.
К Яньшипину мы подъехали, когда уже смеркалось. То были два десятка домов на грязной земле, выстроенные у поворота шоссе. Дети, собаки, яки, козы. Таких громадных и злых собак я никогда раньше невидел. Это были тибетские мастифы — по-тибетски название породы значит просто «сторожевые псы». Они лениво прохаживались, разевали слюнявые пасти и мерзко лаяли.
— Здесь негде остановиться, — сказал, не дожидаясь моего вопроса Фу. Он увидел, что я сбавляю скорость.
— Как называется следующий город?
Фу достал свою грязную бумажку:
— Амдо. В Амдо есть отель.
— Сколько километров до Амдо?
Фу молчал. Он не знал. Помедлив, он сказал:
— Несколько часов.
«Отель» — слово красивое, но Китай приучил меня не надеяться на слова. Чаще китайцы употребляли выражение «гостевой дом». То были учреждения, которые мне никогда не удавалось опознать безошибочно. Гостевой дом мог быть больницей, сумасшедшим домом, или обычным жилым домом, или школой, или тюрьмой. Отелем он оказывался редко. Но, как бы то ни было, мне ужасно захотелось попасть в отель. Было уже пол-восьмого вечера. Мы провели в пути десять часов.
В темноте мы поехали дальше. Здесь снега было больше, а температура ниже. Шоссе извивалось, кое-где попадались участки гололеда. Мы выехали на еще один перевал, покрытый льдами, которые не тают даже в самое теплое время года — слишком велика высота. Опять семнадцатитысячник (считая в футах).
Фу проснулся и увидел снег.
— Дорога! Следите за дорогой! — завопил он. — Lu! Lu! Looooo!
От разреженного воздуха он клевал носом, но если уж просыпался, то становился ужасно надоедлив. Я пришел к мысли, что среди китайцев, облеченных властью, часто встречаются зануды и паникеры. Фу постоянно твердил, чтобы я следил за дорогой, — нервничал. Меня так и подмывало сказать: «Старик, а ты-то нас чуть не угробил», но я сдерживался: не хотел, чтобы он не потерял лицо.
Видя фары грузовиков вдали, на той стороне ущелья, я часто принимал их за огни Амдо. На такой высоте не было никакой растительности, а воздух был ледяной и прозрачный. Вот опять где-то впереди блеснула россыпь искр.
— Это Амдо?
— Следите за дорогой! — опять раздался голос господина Фу с заднего сиденья.
Он из меня всю душу вымотал.
— Lu! Looooo! Время от времени он трогал меня за плечо и вопил:
— Туалет!
То был величайший из эвфемизмов, которые он использовал. Обычно это мисс Сунь требовалось уединиться. Я смотрел, как она бредет на обочину и воровато ныряет в кювет, и там, кое-как укрывшись от ветра — в такой темноте, что ее даже яки не видели — находила облегчение.