Вокруг себя был никто
Шрифт:
– Кто тебя сюда звал?
Я оторопела. Разве ему ничего не рассказали?
– Ева, – сказала я.
Мастер поднял с пола небольшую тросточку, размахнулся и больно ударил меня по правому уху.
– Убирайся.
Это было так неожиданно, больно и оскорбительно, что я разрыдалась. Напряжение прошедшего дня и не случившаяся радость встречи брызнули из глаз. Из носа тоже потекло, я разревелась, не хуже школьницы, скрючившись и пряча лицо в ладонях. Вдруг кто-то нежно погладил меня по спине, раз, затем другой, а потом тихонько толкнул, по направлению к Мастеру. Я узнала руку
«Так, – сказала я себе, – не реви, дура – это проверка. Традиционная проверка учеников».
Я распрямилась, вытерла слезы и заговорила, стараясь сдержать дрожь подбородка:
– Позвала меня Ева, но пришла я сама.
Рука нежно погладила мою спину, значит, ответ оказался правильным. Но Мастер не обратил на него внимания, он продолжал сидеть в той же позе, чуть покачиваясь, словно бы в такт только ему слышной мелодии.
– Чего ты ищешь? – спросил он, спустя несколько минут. Голос у Мастера был низкий, волнующий и очень, очень мужской.
– Здоровье, – простодушно выпалила я и, еще не закончив слово, поняла, что дала маху. Тросточка взлетела во второй раз и больно ударила мое левое ухо.
– Убирайся.
Правила игры начали проясняться.
– Я ищу здоровье души, хочу соединиться с Потоком и выполнять его работу.
Нежное поглаживание, второй барьер преодолен. Больше я не куплюсь, время откровенности кончилось, на войне, как на войне.
– Чем ты готова поступиться ради цели? – без перерыва спросил Мастер.
– Всем, – сходу брякнула я, вообразив, будто поняла логику разговора. – Всем, чем понадобится.
Он поднял тросточку и изо всех сил ударил меня по лбу. Тросточка разлетелась на куски.
– Врешь. Мне не нужны лжецы. Пошла вон.
От удара голова закружилась, перед глазами завертелись цветные пятна.
– Ева, выведи ее, – прозвучал голос Мастера. – И пережги связь.
Но почему! Я ведь не вру, я действительно готова на все.
– Я не вру, я готова на все, я не вру!– мой язык и губы выталкивали слова самостоятельно, отдельно от меня, словно не желая попадать в зависимость от неразумной хозяйки. – Я не вру, я не вру!
Мастер жестом руки остановил поднимающуюся Еву.
– Отодвинь свечу.
Ева ловко нагнулась, приподняла блюдце с приклеенной к нему свечой и осторожно, боясь погасить пламя, перенесла его к стене.
– Ложись.
Это он мне. И пальцем показывает, куда ложиться. На место свечи. Я отпустила сумочку, которую сжимала в руках, подобно талисману, и села на то место, где стояла свеча. Лицо Мастера оказалось прямо передо мной, я увидела его глаза и поняла, что будет дальше. Надо было опрокидываться на спину, но я не могла, тело будто сковал столбняк. Ева обняла меня сбоку за плечи и тихонько потянула вниз.
– Сдавайся, – раздался ее шепот, – сдавайся, глупенькая.
Потом, потом Мастер лег на меня и вошел внутрь. Боли не было, стыд оказался таким огромным, что физическая сторона процесса отступила на второй план. Я лежала посреди площадки, освещенная луной, Ева, Лина и Гриша внимательно смотрели на движения Мастера.
Все закончилось за несколько секунд и вовсе не походило на происходящее между
Спустя минуту Мастер оказался на своем месте, только я, раскоряченная, словно лягушка, лежала посреди площадки. Мне было очень, очень стыдно, настолько стыдно, что чувства онемели или скукожились.
– Вставай, – сказал он и протянул мне руку. Я ухватилась за нее, и села. Рука была твердой и горячей, от нее исходил едва уловимый запах сандала. Так пахло в квартире у Евы.
– Садись на свое место.
У меня появилось «свое место», значит, меня приняли. Я поправила одежду и села возле Мастера. Ева вернула свечу в середину круга. Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Лица сидевших напротив излучали спокойствие и торжество, значит, происшедшее со мной не выглядело унижением, а ритуалом, инаугурацией. Стыд исчез, время потекло незаметно, словно во сне. Вдруг Мастер заговорил.
–Ты живешь четвертый раз. Первое воплощение слишком далеко, вижу его, но не сейчас, всматриваюсь в него, но не близко.
Во втором ты была женой повешенного, прожила с ним долгую жизнь после казни, но так и не вышла за него замуж.
В третьем твоим мужем стал, тот, кто стоял за спиной. Ты никогда не видела его лица, вас везли двое суток в товарном вагоне, набитом до отказа. Он вошел в тебя, но ты не смогла ни пошевелиться, ни закричать. Поезд затормозил, толпу качнуло и твоего мужа раздавило о стену. Он умирал, не раскрыв объятий, холодея в тебе. Ты прожила с ним внутри еще полдня, пока эшелон не прибыл на конечную станцию. Вас разделили, и ты даже не смогла взглянуть ему в глаза. Смерть пришла за тобой спустя три часа; когда душа упорхнула, тело очистили огнем.
Мастер замолчал. Прошло еще несколько минут. Мои мысли метались, я не понимала, о чем он говорит, но изо всех сил старалась запомнить каждое слово.
– Ты останешься здесь до утра. Без обуви, денег и документов. Медитируй над огнем свечи, пережигай силу реинкарнаций. В Одессу вернешься поездом. Только поездом.
Он помолчал еще несколько минут и добавил.
– В мое отсутствие твоя ведущая – Ева. Ее слово – как мое. Успехов.
Мастер встал и вслед за ним, точно чертики на пружинках, подскочили остальные. Росту он оказался довольно большого, грузный, но двигался легко, его походка напоминала движения Евы. Хотя, пожалуй, наоборот, Ева подражала ему.
Тремя бесшумными шагами он проглотил расстояние до лестницы и погрузился в нее, как в воду. Секунда – и его не стало. Лина и Гриша поспешили за ним, Ева задержалась на пару мгновений; сдернув с меня туфли и подобрав сумочку, она чмокнула мою макушку и исчезла.
Первые полчаса я оцепенело рассматривала пламя свечи. Происшедшее оказалось столь огромным, что переварить его можно было только по частям. Главное я решила отложить на потом, а сейчас вспоминала все в мельчайших подробностях и повторяла, заучивая наизусть.