Вокруг света на 'Коршуне'
Шрифт:
– Есть!
– отвечал ревизор.
– Адмирал здесь остается, Василий Федорович?
– спрашивал старший офицер.
– Он с нами идет. Завтра перебирается... но вы не печальтесь... только до Шанхая!
– прибавил улыбаясь капитан.
– А оттуда мы пойдем в отдельное плавание.
"Слава богу!" - подумал Андрей Николаевич. Хотя сегодня он и был расхвален адмиралом, тем не менее все-таки полагал, что чем дальше от начальства, тем лучше. И он пошел в кают-компанию завтракать и сообщить новости.
– Вот тебе и на! Значит, Хакодате так и не увидим!
– заметил Лопатин.
– А сегодняшний день?.. Снимаемся завтра. И нечего особенного
– отвечал Андрей Николаевич.
И на радостях, что адмиральское посещение прошло благополучно и что "Коршун" показал себя во всех отношениях молодцом, Андрей Николаевич велел подать из собственного запаса десять бутылок шампанского и угощал всех с обычным своим радушием.
– Ну, что, познакомились теперь с адмиралом?
– поддразнивали Ашанина в кают-компании.
– Это еще что за знакомство... Разве он так разносит!
– говорил Поленов.
– Вот кричал он вам на катер, чтобы вы риф взяли, так я вам скажу! Точно быка резали!
– смеялся Лопатин.
– И как это вы не слыхали?
– За ветром не услышишь.
– Ну, да он быстро отошел!
– заметил старший штурман.
– И ваша отчаянность ему понравилась. Он ведь сам отчаянный.
– Да, Ашанин, не управься вы хорошо сегодня, пришлось бы вам купаться... Но вы молодцом!
– заметил старший офицер и приказал вестовому налить еще бокал шампанского.
После завтрака Ашанину пришлось вступить на вахту, а после ехать обедать к адмиралу на "Витязь". Так ему и не пришлось побывать на берегу. Но зато на "Витязе" он встретил несколько своих товарищей и провел с ними вечер. В этот вечер много анекдотов рассказывали ему гардемарины о "глазастом дьяволе" и, между прочим, читали ему стихи, сочиненные на адмирала.
IV
За этот короткий переход из Хакодате в Шанхай все, не знавшие беспокойного адмирала, более или менее хорошо познакомились с ним. Всего было, и многим попадало. Особенно часто попадало Быкову, и он боялся адмирала пуще огня и пугливо прятался за мачту, когда, бывало, адмирал показывался наверху.
Более всего донимал он мичманов и гардемаринов, требуя их почти каждый вечер в капитанскую каюту, которую занимал, и заставлял их слушать то, что он читал, - преимущественно историю морских войн, а то и просто литературные произведения, - и боже сохрани было не слушать или не уметь повторить прочитанного! Кроме этих чтений, он беседовал и в этих беседах старался вселить в молодых моряках тот "морской дух", который он считал главным достоинством в моряке. Особенно любил он рассказывать о Нельсоне, Лазареве и Корнилове, и через несколько дней все - даже ленивец Быков - знали, какой приказ отдал Нельсон перед Трафальгарским сражением. Заботясь не об одном только морском образовании молодых моряков и зная, как мало в смысле общего образования давал морской корпус, адмирал рекомендовал книги для чтения и заставлял переводить с иностранных языков разные отрывки из лоций или из морской истории. И все это он делал с порывистостью и вместе с тем с деспотизмом властной натуры, приходя в гнев, если его не понимали или недостаточно проникались его взглядами.
И зато как же его ругали втихомолку молодые люди, что он не дает им покоя, но зато и как же тепло вспоминали его впоследствии, когда поняли, что и вспоминал он о Корнилове, и разносил, и бесновался подчас, искренне любя морское дело и искренне желая сделать молодежь хорошими моряками.
Однако бывали "штормы", но "урагаников" не
Володя Ашанин хотя и пользовался благоволением его превосходительства, тем не менее старался не особенно часто попадаться ему на глаза и на вахтах, что называется, держал ухо востро, чтобы адмиралу не за что было придраться и "разнести". Но все-таки и ему изрядно "попадало" и приходилось выслушивать подчас выговоры, после которых адмирал становился еще приветливее, особенно когда эти выговоры были не вполне заслуженные и делались иногда под влиянием раздражения на что-нибудь другое. И Ашанин отчасти понял этот своеобразный характер, сумел оценить его достоинства и до некоторой степени извинить недостатки, и если и не сделался таким влюбленным поклонником адмирала, каким был по отношению к капитану, то все-таки чувствовал к нему и большое уважение и симпатию. Энергия и решительность адмирала подкупили Володю, и он нередко защищал его от нападок Кошкина и Быкова, которые видели в нем только самодура и ничего более.
К этому надо прибавить, что Ашанин особенно восхищался в адмирале его гуманным отношением к матросам, и в этом отношении адмирал совершенно сходился с капитаном. И матросы очень верно оценили своего адмирала.
– Даром что кипуч, а добер!
– говорил про него Бастрюков и прибавлял: а по флотской части адмирал не чета другим... все наскрозь видит!
– То-то видит... Глаз у него: у-у-у! Я служил с ним, когда он первый раз водил эскадру в кругосветку... Беда, какой отчаянный!
– говорил старый плотник Федосей Митрич.
– И, надо правду сказать, господ школил форменно и требовал службы настоящей, а к матросу был добер. И не очень-то позволял наказывать!.. А господ в струне держал... это точно... Бывало, ежели какая работа, примерно, на фор-марсе, а офицера, что заведует мачтой, нет, он сейчас за ним, да пушить. "За что, - говорит, - вы будете чаи распивать да разговоры разговаривать, когда матрос на дождю мокнет... Вы, - говорит, должны матросу пример подать, а не то чтобы прохлаждаться"... Да так, бывало, и обзовет бабой... А уж накричит!..
"Коршун" подходил к Шанхаю, когда в гардемаринскую каюту прибежал сигнальщик и доложил Ашанину, что его адмирал требует.
Ашанин не заставил себя ждать и явился к адмиралу.
– Очень рад вас видеть, любезный друг... Очень рад!
– любезно говорил адмирал, пожимая Ашанину руку.
– Садитесь, пожалуйста... Прошу курить... Вот папироски.
– Благодарю, ваше превосходительство, у меня свои.
– Охота вам курить свои... Ваши ведь хуже. Курите мои.
– Я доволен своими.
– Ну, как знаете... А все лучше попробуйте мои!
– потчевал адмирал.
Ашанин, улыбаясь, взял адмиральскую папиросу.
Адмирал несколько секунд молчал, вперив глаза в Ашанина, и, наконец, проговорил:
– А знаете, что я вам скажу, Ашанин... Ведь вы недурно перевели то, что я вам поручил... И слог у вас есть... Гладко написано... Это весьма полезно для морского офицера уметь хорошо излагать свои мысли... Очень даже полезно... Не правда ли?
– Совершенно верно, ваше превосходительство.