Вокруг света в пятьдесят дней
Шрифт:
— Боюсь я все таки…
— Чего же?
— Да ведь кто знает… Как говорится: «Не сули журавля в небе, дай синицу в руки».
Антошка похлопал себя по карману, где у него лежал лотерейный билет, и уверенно усмехнулся:
— Ничего! Моя синица крепко сидит. Уже попалась в мои руки. Не выпущу.
И, наклонившись к уху отца, твердо сказал:
— В случае чего, если и в Москве, в Авиахиме, таких пыжей вроде кассира встречу, — я, знаешь, что сделаю? Прямо к Калинину пойду! Ей-богу!
— Ну? — с удивлением и ободрением посмотрел отец.
— А что же? Он в обиду не даст! Мое дело верное — выиграл.
Когда
— Счастливо! — едва успел крикнуть отец.
Полетели за окнами поля, дороги, леса, села, города, поплыл мимо, все отставая и отставая, разноцветный ковер жизни, как в панораме, потянулась обширнейшая советская страна.
В Москву Антошка приехал утром на четвертые сутки. Сияло солнце, шум, стук, говор, лязг, звонки, — тысячи звуков оглушали непривычные уши. Город пестрел несчетными фигурами деловито спешащих людей, многоэтажные дома без конца и края высились со всех сторон. Антошка почувствовал себя маленькой песчинкой, попавшей в огромное, бурное, клокочущее море.
«Ну, держись, Антон!» — мысленно сказал он самому себе. — «Не теряй головы»…
Выйдя с вокзала на площадь, он осмотрелся. Движение людей, извозчиков, автомобилей, телег, трамваев было ошеломляющим.
«Куда итти?» — бился в мозгу напряженный вопрос. — «Сюда повернуть, или туда?» — перебегали глаза с одной улицы на другую.
Наконец, Антошка насмелился и спросил у прохожего в старом замасленном пиджаке:
— Дяденька, а где тут Авиахим находится?
Прохожий быстро повернул в его сторону голову и неохотно отмахнулся, как очень занятый человек:
— Не знаю. Мильтона спроси.
Ресницы Антошки часто замигали. «Какого мильтона?» — не понял он в первую минуту. Но переспросить уже было некогда: спина несловоохотливого прохожего мелькала далеко впереди среди идущих в разные стороны фигур, броситься же догонять его не хватило смелости.
Антошка беспомощно огляделся еще раз — и вдруг около трамвайной остановки увидел милиционера в белых нитяных перчатках, в пылающей малиновым цветом фуражке и ярко начищенных франтоватых сапогах. «Наверно у них тут милиционеров так зовут»… — сразу сообразил он и, преодолевая невольную нерешительность, направился к важно поглядывающему блюстителю порядка. Приблизившись на расстояние трех шагов, он почтительно снял свою деревенскую шапку и повторил тот же вопрос, что и прохожему.
— Шапку надень, — улыбнулся милиционер. — И объяснил самым подробным образом, как попасть в Авиахим.
— Садись в трамвай, — доедешь прямо, куда нужно.
— А дорого? — боязливо спросил Антошка, хорошо помня, что капитала у него только тридцать копеек.
— Гривенник.
— Это можно, — обрадовался Антошка и поспешно вспрыгнул на площадку остановившегося трамвая.
Вагон, как быстрая лодка, поплыл по непостижимой сутолоке Москвы.
— Вот тут. Слезай, — крикнул кондуктор на одной из остановок.
С большим волнением, с робостью и неуверенной радостью подошел Антошка к высокому дому, на котором толстыми золотыми буквами было написано «А в и а х и м». Сердце стучало часто и громко, как в запертой клетке молоток. Мысли летели вихрем, беспорядочным потоком.
Вот
— Кажись, выиграл?..
Подошли двое очень нарядных служащих. «Наверно, начальники», — подумал Антошка.
Сверили билет с печатной таблицей выигрышей, справились по каким-то книгам и бланкам. У Антоши даже сердце затрепетало: «А вдруг ошибка? Вдруг скажут — нет?..»
Но вот «начальники» заулыбались, закивали головами. К ним подошло еще несколько человек служащих. Антошку обступили, окружили.
— Молодец! — поздравляли и осматривали его со всех сторон. — Кругосветное. Ловко! Откуда?
Антошка рассказал, как достался ему билет, рассказал про газету, про кассира, про клетку с курами, гусями и поросятами и, как неоспоримое свидетельство своей настойчивости и смелости, показал на ладошке оставшиеся двадцать копеек.
— В гостиницу его! — распорядился веселый пожилой человек, вышедший из кабинета, оборачиваясь к почтительно расступившимся перед ним служащим. — Одеть, обмыть, обуть. Там у нас уже есть один мальчик — Микола Омельченко — из Украины приехал, — обратился он к Антошке. — К сожалению, ему не кругосветное досталось, а лишь во Францию и Италию. А то бы пустили вас вместе.
Этот день для Антошки был полон головокружительных впечатлений, каких раньше никогда не приходилось переживать. Его сейчас же повезли в гостиницу, где в номерах, снятых Авиахимом, остановились, съехавшиеся со всего Союза удачники, выигравшие то или иное путешествие. По дороге заехали в огромный, блестевший витринными стеклами магазин. Антошка едва успел прочитать богатую, широко размахнувшуюся по всему фасаду надпись: «М о с к в о ш в е й.» Сопровождавший Антошку сотрудник Авиахима взял его за руку и быстро повел к высокой зеркальной двери входа. В магазине у Антошки разбежались глаза: он не мог ни на чем сосредоточиться — такое было кругом обилие самых разнообразных одежд и товаров. Сопровождавший сотрудник о чем-то коротко распорядился, и к Антошке с предупредительным вниманием мгновенно наклонился бритый, седоусый приказчик, обмерил его лентой клеенчатого сантиметра, затем со стуком и грохотом снял с полок несколько коробок с бельем и ловкими движениями стал прикладывать белоснежные рубашки к Антошкиным плечам, к шее, к вытянутым рукам. Отложил шесть пар в сторону, галантно изогнулся, склонил на бок голову:
— Еще чего позволите?
Сотрудник опять что-то сказал, и приказчик, как очень аккуратная машина, гибко задвигался в другом направлении. Орудуя тонким шестом, похожим на удилище, он поддевал сверху, с густых вешалок, затейливые костюмы и примерял их Антошке. Остановились на двух. Через полчаса с большими, деликатно увязанными пакетами, в которых было тщательно завернуто белье, костюмы, кепка, пальто и перчатки, Антошка и его спутник тронулись дальше. Но почти сейчас же сделали новую остановку и в одном из соседних магазинов купили франтовские шевровые туфли на пряжках.