Вокзал мечты
Шрифт:
А Гидон Кремер? Он не мог играть музыку Шнитке по политическим причинам, хотя сам очень хотел ее играть. Но для многих других музыкантов отъезды были продиктованы в основном желанием обрести лучшую жизнь.
Меня властно тянет домой. Более того, для меня дом в России – это залог ощущения свободы в любой точке мира.
В течение года у меня бывает от ста пятидесяти до двухсот концертов по всему миру. Загляните в мое компьютерное расписание на несколько лет вперед – вы там и пяти незанятых дней не найдете. Но при этом есть долги, которые необходимо отдавать дома.
Например, обязательно провожу здесь весь
Вы не представляете, какую программу дел в Москве заряжает мне каждый раз мой ближайший помощник Володя Демьяненко. Он уже много лет тщетно пытается сделать из меня точного, обязательного человека, добиваясь невозможного – чтобы я все успел и никуда не опоздал. Увы, в Москве я просто не могу не опаздывать, и это, кажется, стало моей второй натурой. Я даже перестал ссылаться на обстоятельства, на московские пробки или задержки на других встречах. При всех усилиях Володи замедлить ход часовых стрелок не удается. Володя в прошлом пианист, заслуженный артист России, потом один из столоначальников в Министерстве культуры, муж очаровательной скрипачки Нади и брат покойного, всеми любимого "Шурика" – замечательного актера Александра Демьяненко.
В сущности, он и, конечно, еще Роман Балашов, прекрасный альтист, талантливый педагог, эрудит – именно они не дают мне утонуть в суете жизни, позволяют отдавать музыке главные мои силы и время. И хотя бы чуть-чуть оставляют меня семье, детям, дому, любимой Николиной Горе.
Иногда доходит до смешного. Однажды в плане на день читаю: "11 утра. Наталья Башмет". Спрашиваю:
– Что это такое?
Володя объясняет:
– Записал на прием твою жену. Она второй день не может с тобой поговорить, попросила назначить аудиенцию.
И смех и грех.
Женились мы, когда я еще не был знаменитостью – все было просто и искренне по чувству. А дальше карьера стала очень быстро развиваться, и Наташе было непросто адаптироваться к нашей новой жизни. Она стала моим верным спутником по жизни и в этом смысле напоминает мне жен декабристов, последовавших за своими мужьями на край света. Так любить дано не многим, и мне, конечно, страшно повезло. Ее женственность и обаяние органично сочетаются с тонким, блестящим умом.
После консерватории ее сначала распределили чуть ли не в Находку. А потом изменили решение благодаря Татьяне Алексеевне Гайдамович, тогдашнему декану. На меня в консерватории уже положили глаз и на втором году аспирантуры дали Ленинскую стипендию. В общем, учли, что мы уже муж и жена: пусть, дескать, работают поближе друг к другу, и Наташа была распределена в Камерный оркестр Тульской филармонии – раз в неделю мы все-таки виделись. А потом она ушла из оркестра после рождения Ксюши, чтобы остаться в Москве, со мною.
Я в это время уже начал заниматься квартирой, пропиской, и мне очень помог Владимир
– Зайди ко мне на минуточку.
Я зашел.
– Правда, что ты там столуешься?
Я застеснялся, покраснел:
– Правда.
Он спрашивает:
– Ну, скажи, это серьезно у тебя или так просто?
Я говорю:
– Серьезно.
– Ну, смотри!
То есть вместо того, чтобы меня наказывать и скандал устроить (это по тем советским временам-то!), он дал понять – ну, смотри, я, мол, тебе верю. И все. После этого через какое-то время я пришел к нему:
– Хочу жениться, Владимир Карпович. Не могли бы выделить нам комнату студсовета в общежитии для проведения свадьбы?
И хотя до того в истории консерватории такого не случалось, он разрешил. И с этого началась наша чисто мужская дружба.
Он и дальше стал помогать мне в приобретении прописки – звонил, терял свое время, старался изо всех сил. А пока, на время учебы в аспирантуре, нам выделили на время однокомнатную квартиру из лимита консерватории, бесплатную, на Хорошевском шоссе, и я невероятно благодарен ему за это.
Владимир Карпович был потом несправедливо, совершенно несправедливо наказан после побега Виктории Мулловой. Просто нашли стрелочника, как будто он здесь виноват в чем-то. И он ушел из консерватории. Но душа его, по-моему, до сих пор там. Он вечерами гуляет по Большой Никитской, смотрит, как выглядит здание, не осыпалось ли где чего. Грустная история…
Моя "Иванькиада"
Бог ты мой, каких только людей не посылала мне судьба в то время! И мне, и нам с Наташей. Одна такая встреча состоялась в Италии, в маленьком городке Фьезоле под Флоренцией.
Это было еще в застойное советское время, в один из первых моих приездов в Италию. Вечером, после концерта, в городе шел какой-то карнавал, а мы ужинали. Со мной был Миша Мунтян и мой менеджер Джанкарло Карена. А еще на ужине была какая-то женщина из Госконцерта и мужчина. Явно большой начальник. Они на концерте не были, но присоединились к нам позже. Мужчина все время молчал, но после того, как мы изрядно выпили красного вина, вдруг встал и предложил тост за советских артистов, в данном случае, в лице Башмета и Мунтяна, за артистов, ради которых они – работники Министерства культуры – живут и работают. Мы с Мишей одновременно стукнули друг друга коленками под столом, потому что таких речей от чиновника не могли себе даже представить.
Потом я вышел покурить, там было довольно душно, и этот мужчина тоже вышел. Мы с ним стоим вместе, курим у входа в ресторан, мимо нас проносятся всякие маски, гремит музыка. И вдруг он говорит:
– Почему вы никогда ко мне не обращаетесь? У вас что, нет проблем? Ко мне часто ваши коллеги ходят. – И называет несколько имен.
Я отвечаю:
– Спасибо большое. А как к вам попасть? У меня, конечно, есть проблемы, но я даже не знаю, где министерство находится.
Он улыбнулся коротко, и мы вернулись. Потом был десерт, и все разошлись по домам.