Волчьи игры
Шрифт:
Путешественницы уже было порадовались возможности избегнуть близкого знакомства со «святым» пароходом, но их ждало разочарование. Управляющий слезно умолял простить его, не проклинать и не насылать порчу на семью и даже соглашался оплатить моральный ущерб, но репутация компании ему оказалась дороже, чем золотой оули, принятый из рук столь предосудительных особ.
Ругаться, а уж тем более торговаться Джона с Грэйн посчитали ниже своего достоинства.
— Не думаю, что ваша компания будет и дальше процветать при таком отношении к потенциальным пассажирам, — процедила сквозь зубы Джойана.
И призналась себе, что за двадцать
«Шанта сделала змеиную шкурку мяконькой и нежной», — взгрустнулось женщине.
И чтобы хоть как-то утешиться, а заодно скоротать время до отплытия парохода, дамы решили пройтись по лавкам готового платья. Точнее, решила Джона. На Шанте все обшивались либо своими силами и умениями, либо у семейства Джэм, где портняжили все женщины и мужчины от мала до велика. В Амалере, где можно купить все, что только есть на свете, Невесте Священного Князя достаточно было послать к любому торговцу, и образцы товара тут же принесли бы в посольство. А как обстояли дела в провинции, Джоне предстояло узнать на собственном опыте. Ведь не зря ученые люди, которые знают толк в паровых машинах, электрических опытах и химических фокусах, говорили, что опытом поверяется истина.
Лайзская истина таилась в… Трудно поверить, но в тех же самых пароходах. В каждой лавчонке на самом видном месте стояло изображение «благословенного судна», выполненное из самых дорогих материалов. Зачастую даже из золота. А если не пароход целиком, то хотя бы его часть — труба там или гребные колеса.
Грэйн была настроена против покупок, буквально вырывая у подруги из рук очередные панталончики или пелеринку, но, засмотревшись на удивительный по красоте серебряный пароход, пропустила приобретение сорочки с кружевным воротником.
— Джойн! Зачем тебе сорочка? Она же тебе велика!
Но шуриа стояла насмерть.
— А вдруг придется раздеваться?
— Не надейся! В лучшем случае нам позволят сидеть, а в худшем…
И тут ролфи увидела мучительную тоску на лице своего денщика.
— Пошли, Джойн. А то нашего ир-Сэйгана сейчас стошнит. От изобилия бабского тряпья.
— Никак нет! — взбрыкнул капрал.
Он твердо решил пасть замертво, но исполнить свой долг в отношении Невесты до конца. Раз уж он так опростоволосился с больными лошадьми.
— А я говорю — без памяти сей же момент свалится наш доблестный ир-Сэйган! — отчеканила Грэйн и посмотрела на подчиненного волчицей.
— Ладно, ладно… Уходим, — сдалась Джона, но пакет с сорочкой из цепких пальчиков не выпустила.
Ох, эти злобные ролфийские капитанши!
Его звали «Скорый», имя было написано на борту алой краской, и каждая буква обведена ярко-желтой толстой полосой. Трубу его Джона увидела издалека, она то и дело мелькала в просветах между домами, не давая сбиться с дороги. Впрочем, заблудиться в Лайзе по пути к пристани невозможно даже с закрытыми глазами. Именно туда стекались горожане, как прежде, должно быть, шли на вечернюю молитву в храм Предвечного. И Джойана ничуть не удивилась, когда увидела, что место поклонения лжебогу практичные лайзцы превратили в пароходную контору. Перекрасили, конечно, посбивали лепнину, затерли надписи, снесли забор, но перепутать приземистое строение, увенчанное многогранным куполом, шуриа не смогла бы.
— Аж глаз режет, — пожаловался ир-Сэйган. И для убедительности потер кулаками веки.
— Будем надеяться, внутри он менее яркий, — проворчала Грэйн.
Петушиная раскраска судна не внушала ей доверия. Еще бы знать, ради чего такие излишества?
Погрузка товаров уже закончилась, и начался прием пассажиров. Для женщин и мужчин сходни предназначались разные: для дам — оранжевые, для господ — синие.
— Значит так, капрал, вести себя тихо, в политические разговоры не вступать, без крайней нужды стрельбы не открывать, — наставляла Грэйн подчиненного.
— А о бабах можно говорить?
— О бабах? Нет. Держи рот на замке, целее язык будет.
— Как ты жестока, — попеняла подруге шуриа, когда окончательно сникший денщик поплелся к мужской очереди, оглядываясь на злую начальницу через каждый шаг, словно побитый щенок.
— Перетерпит, — отрезала Грэйн. — Не нравится мне этот… «святой» корабль.
— А мне не нравится во-о-от тот господин в зеленом балахоне.
И Джона деликатно, одним лишь взглядом, показала на служащего, сверяющего билеты со списками в регистрационной книге. Когда бы при этом он не совершал некие действа, ни по каким приметам не применимые к банальному контролю, то шуриа бы и ухом не повела.
— Лопни мои глаза…
— Тиш-ш-ше.
— Локкины когти! Джойн, это же тив! — прорычала ролфи на ухо названой сестре.
— В том-то и дело, что никакой он не эсмонд. Я же чувствую. Но одежда того же покроя, только цвет другой.
— Точно не эсмонд?
— Клянусь. Обычный полукровка без следов волшебства.
— А что он делает?
— Сейчас узнаем.
Фальшивый тив резко выхватил у Грэйн картонные билетики и только на зубок их не попробовал, проверяя подлинность.
— Вы прочитали правила, сударыни? Намерены ли их выполнять?
— Всенепременнейше, — надменно фыркнула Джона.
И Грэйн готова была присягнуть, что перья на шляпке бывшей синтафской аристократки злобно встопорщились.
Но, к счастью, никаких аргументов против путешествия двух женщин у служащего не нашлось. Хотя он честно старался, минуты три пыхтел и наливался апоплексической пунцовостью, но придумать ничего не смог. А посему пришлось «тиву» совершить в сторону пассажирок странные пассы руками — то ли побрызгать, то ли посолить — и пропустить в недра «Скорого».
Конечно же, он был живой — этот корабль. В его деревянной груди билось огненное сердце, питаемое углем и дровами, но оттого не менее живое, чем у любого другого судна. Веселый и бойкий, он любил эту реку и ее берега, он бдительно сторожил грузы и, как умел, заботился о пассажирах. И Джона неожиданно для себя самой прониклась к кораблю приязнью. Наверное, потому что больше ничего приятного вокруг не увидела — ни одного дружелюбного лица среди попутчиц или команды. Женский отсек тоже не радовал избытком удобств: лавки вдоль переборок и два ведра для облегчения страданий укачавшихся. Стойкости пассажирок можно было только позавидовать.