Волчьи выродки
Шрифт:
– Ну так что же будем с ними делать? – вывел его из оцепенения вопрос Суворова.
– Сначала уберите труп из камеры, – ледяным тоном ответил полковник. – Потом приведите её в надлежащий вид и как следует вымойте детей… А что с ними делать, будем решать завтра утром на совещании. Да!.. И постарайтесь успокоить детей, – угрюмо закончил он. – Придумайте что-нибудь, чтобы они не плакали.
В ответ Суворов лишь скривил губы в иронической усмешке и сделал вид, что разговаривает сам с собой:
– Такая задача, пожалуй, окажется нам не под силу, – пробубнил он себе под нос. – Тут, глядя на них, сам едва сдерживаешь слёзы.
И он был прав. Жогов
Жогов так и промучился до утра, не сумев найти реальных очертаний того необъяснимого чувства, которое заставило его сердце сбиться с обычного ритма. Утром он с нетерпением ждал коменданта, чтобы посовещаться с ним, но, к его большому удивлению, вместо Суворова пришёл Эрих Крамер, и полковник не сразу понял, чего тот хочет от него.
– Я, старик, ещё не занимался твоим делом, – откровенно и вместе с тем очень устало признался офицер. – У меня не было времени, ты уж извини, но и сейчас мне некогда: сейчас сюда должен прийти комендант, и я как раз поговорю с ним, чтобы он тебя отправил вместе с твоими племянниками. Зайди часа через полтора…
Немец, услышав перевод, замахал руками.
– Я сам от коменданта, – сказал он.
– Так ты уже сам договорился! – облегчённо вздохнул Жогов.
– Нет, я не договорился. Я пришёл вместо коменданта, – пояснил Эрих Крамер. – Он прислал меня на совещание…
– Не понял, – от удивления брови у офицера поползли вверх. – То есть как?!..
– Утром я пришёл на дежурство в котельную и от сменщика услышал, что сегодня ночью произошло здесь, в фильтрационном пункте, – стал антифашист объяснять причину такого поворота событий и свой визит вместо коменданта. – Я тогда попросил сменщика ещё немного поработать, а сам пошёл к Суворову и сказал ему, что у меня есть много друзей- антифашистов, оставшихся без семей, которые с удовольствием взяли бы русских детей себе… разумеется, оформив официальную опеку над ними, – добавил Крамер после короткой паузы. – Ведь у вас, наверное, тоже есть дети, и вы хорошо понимаете, что без семьи и детей жизнь теряет всякий смысл… Я правильно говорю? – нерешительно посмотрел он на офицера.
При этих словах сердце у Жогова в очередной раз ёкнуло и бешено забилось. Вот, оказывается, то необъяснимое, что витало над ним в воздухе, и он силился понять это ночью: вместе с погибшей матерью по одному документу можно провести и детей – так сказать, сделать из них «мёртвые души», а записать, что мать,
– Скажите, господин Крамер, а почему бы вашим антифашистам не взять к себе на попечение немецких детей, которые остались сиротами? – решил на всякий случай проверить искренность немца полковник. – Их сейчас вон сколько обитает по задворкам и в подвалах разрушенных домов… Откуда такое рвение помочь русским детям?
– Во-первых, я не господин, – рассерженно отреагировал Крамер на такое обращение к нему русского офицера. – Я антифашист и такой же товарищ, как и вы!.. И прошу вас больше не обращаться ко мне так…
– Хорошо, не буду, – мягко улыбнулся в ответ Жогов.
– А во-вторых, – он гневно сверкнул глазами, – я немецкий коммунист и содержался в одной камере с Эрнстом Тельманом* в Берлинской тюрьме Моабит, – подчеркнул он с гордым видом. – И вам должны быть понятны идеологические разногласия между антифашистами и общей массой немецкого населения. Приютить даже самого изголодавшегося беспризорника такому, как я, очень
трудно, если тот узнает, кем является его приёмный родитель. Ведь все немцы от мала до велика считают, что мы предавали интересы своей страны и «великого фюрера». Именно по этой причине, как они считают, потерпел поражение третий рейх!.. Но мы-то знали ещё в 1932-м году, куда заведёт политика Гитлера! – потряс он указательным пальцем. – И вот он, результат: Германии как суверенного государства больше не существует!
– Ну, ты, товарищ Крамер, тут немного перебрал, – рассмеялся полковник. – Раз существует народ – значит, есть и государство. Разгребёте вы эти развалины , – кивнул он головой в сторону окна, – построите новые дома и восстановите государство, только лучше прежнего… Ну, а скажи, товарищ Крамер, много ли у тебя друзей-антифашистов и сколько детей вы можете взять на попечение? – снова полюбопытствовал он, уже убедившись в искренности немца, и внезапно ему в голову пришла идея, от которой его даже в жар бросило. Идея жестокая, как посчитал он, но вполне справедливая…
– Друзей у меня предостаточно, – коротко ответил немец. – И что касается детей вообще, независимо от их национальности, то мы решили общими усилиями организовать дом-приют для всех маленьких узников концлагеря Майценех. Так что взять на попечение мы можем много…
– Отлично! – выпалил Жогов. – Ей-богу, старик, теперь я просто обязан тебе помочь! Поедешь ты со своими племянниками… Сейчас, я так понимаю, ты, товарищ Крамер, отправляешься в котельную?
Выслушав перевод, немец утвердительно кивнул головой.
– Тогда не сочти за труд и ещё раз нанеси визит Суворову: скажи ему, чтобы он немедленно шёл ко мне. Передай, что совещание ещё не закончилось…
Эрих Крамер, обнадёженный обещанием полковника, что непременно поедет в Россию сопровождать племянников, с радостным настроением покинул кабинет, а через полчаса в нём появился Суворов. Вид у коменданта был озабоченный и немного недовольный. При его появлении Жогов попросил Сашко выйти из кабинета.
– Прошу не обижаться, Анастасия Ильинична, но разговор у нас должен состояться с глазу на глаз, – объяснил он причину такой просьбы, от которой, надо сказать, и Суворов пришёл в замешательство.