Волчица и пряности

Хасэкура Исуна

– Защищать пастушку! Бегом! Бегом! – снова выкрикнул Либерт. Даже если он намеревался убить Нору позже, сейчас она все еще была необходима для прохождения первого досмотра.

Несмотря на решительные команды и бравые попытки нескольких людей Ремарио их исполнить, нападение Хоро, явно рассчитанное на то, чтобы посеять ужас и панику, удалось: большинство еще оставшихся в сознании людей с воплями обратились в бегство. Хоро, не обращая внимания на тех немногих, кто все еще размахивал

мечами и копьями, бросилась за бегущими.

То была дьявольская тактика.

Набросившись на очередного беглеца сзади, Хоро опрокидывала его, а затем одним движением морды отправляла корчащегося бедолагу в полет.

Все это происходило настолько быстро, что становилось ясно – погоня продлится недолго.

Людей, до сих пор не обратившихся в бегство, было все меньше.

И вот остались только Либерт, пригвожденная к земле ужасом Нора да Энек, отважно пытающийся ее защитить.

Хоро помотала своей гигантской головой.

Во все стороны полетели брызги – то ли дождевая вода, то ли кровь.

– Па-па-пастушка! Защити меня! Защити! – проорал Либерт, вцепившись в собственную грудь – то ли из-за того, что его сердце готово было вот-вот разорваться, то ли пытаясь удержать золото под плащом.

Либерт вопил, изрядно напоминая скульптуру грешника в аду – подобные статуи украшали многие церкви, - но при этом каким-то чудом он по-прежнему удерживал своего коня и все время оставался позади Норы и ее овец.

Нора, конечно, была пастушкой, но в то же время она оставалась хрупкой девушкой.

От этого зрелища Лоуренса охватила тошнота – а Либерт намеревался убить и его, и девушку.

Но когда Нора была уже близка к тому, чтобы рухнуть наземь под тяжестью собственного ужаса, она вспомнила о своем долге.

Дрожащей рукой пастушка подняла посох. Звякнул колокольчик, и Энек припал к земле, готовый принимать команды.

Хоро смотрела прямо на Нору, напружинив тело подобно взведенной катапульте.

У Лоуренса перехватило дыхание. Хоро была настроена серьезно. Если так пойдет дальше, Норе конец.

Благодаря темноте и всеобщему смятению, вызванному внезапным появлением Хоро, никто пока что не заметил находящегося на небольшом удалении Лоуренса.

Он подумал, что если покажет себя, то хотя бы Нора догадается, что гигантская волчица – не кто иная, как Хоро.

Была опасность, что этим он предупредит Либерта, но Лоуренс пытался мыслить разумно. Чтобы Хоро отпустила Либерта невредимым – такое было немыслимо.

Лоуренс должен был дать знать, что он здесь.

Он уже собирался крикнуть, когда –

– Пастушка! Триста румионов, если ты меня защитишь!

Перепуганная Нора, поднявшая посох скорее неосознанно,

переменилась в лице.

Триста румионов вполне могут сделать такое с человеком.

Нора приглушила колокольчик. Лицо ее приобрело решительное выражение.

Либерт, хитрый, как змей, сразу это почуял.

Он тут же развернул лошадь и понесся прочь так быстро, как только мог.

Изо рта Лоуренса вырвался придушенный крик.

Нора, верная своему ремеслу, взмахнула посохом.

Слишком поздно.

Осознание этого вспыхнуло у Лоуренса в голове; время словно замедлилось.

Энек и Хоро, два существа, размеры которых были несопоставимы, стояли в одной и той же позе, точно две стрелы, готовые вот-вот сорваться с тетивы лука.

Посох Норы был неподвижен, он указывал прямо на Хоро.

Лоуренсу показалось, что он услышал тихое «динь!» колокольчика.

– !

Лоуренс что-то выкрикивал, но было ли это имя Хоро или Норы, он сам не знал – он даже не знал, было ли это вообще чье-то имя.

Глаза напряженно всматривались в Энека и Хоро, пытаясь уловить малейшее движение.

И затем отважный пастуший пес и гигантская, богоподобная волчица одновременно прыгнули.

Лоуренс не сомневался, что сейчас увидит, как мощные клыки Хоро рвут тельце Энека, а в следующий миг эти же клыки обратятся и против его хозяйки.

Затем гигантские лапы потянутся дальше и вынесут приговор еще одной ничтожной жизни, обратив ее в кровавое месиво, которое не оставит работы даже мяснику.

Раскаяние.

Лоуренс не знал, в чем и почему он раскаивается – лишь чувствовал, как раскаяние заполняет его душу.

И тут –

– Энек, стой!

Эти слова стали точно волшебным сигналом, вернув нормальное течение времени.

Гигантское тело Хоро взвилось в воздух подобно выпущенному из катапульты камню; одним прыжком волчица перемахнула и через пса, и через его хозяйку и приземлилась посреди овечьего стада, заставив овец хаотично рассыпаться.

Приземлившись, Хоро бросилась вдогонку за удирающим Либертом, столь низко падшим из-за любви к деньгам.

Обернувшись, он увидел преследующую его волчицу; Лоуренс успел мельком разглядеть его жалкое лицо.

Короткий вопль разорвал воздух, потом все стихло.

Хоро пробежала еще несколько шагов и остановилась.

Нора по-прежнему удерживала Энека.

Однако Лоуренс видел, что она цеплялась за пса вовсе не от страха.

Каким-то образом Нора знала. Быть может, она знала, что гигантская волчица – это Хоро, быть может – что волчица ей не угрожает; как бы там ни было, она знала, что не нужно приказывать Энеку нападать.