Волчица и пряности
Шрифт:
«Десятник Мартин Гуркас, пал в битве при Лидионе».
«Преданы на равнинах Равана. Преследуемы солдатами маркиза Лиззио. Прокляты Господом. Маркитант Риета скончался от ран. Он ушел во сне, не оставив завещания».
«Сотник Хайман Россо, нашедший убежище у графа, был предан и арестован. Посажен в тюрьму, где держался достойно и не забывал тебя в своих молитвах».
И последний лист.
«В городе Милигуа епархии Накули повешен в месяц Святой Рафеты. Его последние слова
Эта страница была измята; там было написано еще, но все буквы расплылись, и разобрать что-либо было невозможно.
Лоуренс стоял в молчании. Когда он наконец раскрыл рот, из него вырвалось лишь «ах!» осознания.
Молодая, но пользующаяся доверием аристократов. Привычная к тяжелому труду. Смелая и бесстрашная, как горная разбойница. И при всем при том – изысканная и грациозная.
Серебряных дел мастер, рожденный войной, – так сказал про нее Киман. Сама Фран говорила Хьюгу, что была рабыней. И сейчас эти два значения соединились.
В отряде наемников, когда вокруг мелькали мечи и стрелы, Фран, чтобы защитить своих товарищей, поднимала щит веры против страха и отчаяния смерти.
Причина, по которой Фран гналась за легендой об ангеле, была не совсем такой, как Лоуренс думал раньше. Последняя страница была смята, буквы размыты – это могло означать лишь одно.
Дорогой друг, о котором говорила Фран, – это был тот самый сотник, которого повесили.
Он помнил легенду. Открылась дверь в небеса, и сквозь нее вознесся ангел.
Он искал в этих словах какой-то особый смысл, но нужны были лишь сами слова.
Существовало множество историй о том, как ужасна в наше время жизнь отрядов наемников. Фран пережила все это – значит, она прошла через настоящий ад. Слова «из своей дальней дали» говорили об этом.
Все было так, как сказал Хьюг. Те, кто обнажают зубы и когти, погибают первыми.
Капелланы на поле боя могут лишь молиться. А поскольку молитва не способна остановить меч, они в сражениях непосредственно не участвуют.
И поэтому Фран выжила.
– Ты.
Голос Хоро вывел Лоуренса из задумчивости, но больше она ничего не сказала.
– Прости.
Скорее всего, по его лицу Хоро поняла, что он хотел сказать дальше. Ветер дул снизу, от реки; он нес с собой снег вдоль замерзшей поверхности, потом между Лоуренсом и Хоро – и уносил его в лес.
– Мы не можем ей помочь? – коротко спросил Лоуренс.
Вместо ответа Хоро протянула руку, словно требуя книгу.
– Ну? – произнесла она, подняв голову, после того как прочла письма.
Возможно, она не поняла всех тонкостей, но ухватила суть. Ведь Коул в кои-то веки высказал свое собственное мнение
– Я знаю: все, что у меня есть, – дешевое сочувствие.
– Тогда почему?
Лоуренс в ответ улыбнулся, но не потому, что хотел изобразить улыбку. Просто он стеснялся того, что собирался сказать.
Глянув на Лоуренса с подозрением, Хоро ухватила его за ухо. Но улыбаться он не перестал. Такие глупые были его мысли.
– Я просто подумал – хорошо было бы, если бы этот мир был не таким жестоким.
Хоро его не выпустила.
Взгляд Лоуренса оставался прикованным к ней.
– Я подумал, как было бы прекрасно, если бы все шло хотя бы чуть-чуть более гладко. Как было бы мило проскользнуть мимо реальности и здравого смысла. Что-то вроде этого.
Отряд наемников Фран не смог избежать реальности. Фран осталась в живых, и Лоуренс просто не мог себе представить, чтобы она всерьез верила, что сумеет найти чудо, ускользавшее от ее товарищей.
Водяная мельница будет возведена, а Фран, если ей совсем не повезет, погибнет. И даже если все пойдет не настолько плохо – если сравнить число выживших и число погибших, правда этого мира становится предельно ясна. Это знает любой ребенок, которого поколотили за плохое поведение.
Однако Катерина приняла то, что все звали ее ведьмой, что ее поносили, что ей пришлось жить в хибарке, где ее поддерживала лишь вера, – все для того, чтобы кинуть взгляд на легенду, которую, как подсказывал здравый смысл, увидеть невозможно.
Ее не заботили ни фальшивые чудеса, ни дешевое сочувствие.
В мире все же есть место добру. Она в это верила.
– Воистину ты дурень, – произнесла Хоро с очень озадаченным видом и вздохнула. Она выпустила его ухо, словно ей было невыносимо оставаться рядом с таким дурнем. Но одновременно мизинцем другой руки она обвила безымянный палец Лоуренса. – Ты ведь знаешь, что на самом деле мир – не такое уж приятное место?
Хоро была Мудрой волчицей. Она легко видела, что пряталось за глупыми фразами ее спутника.
– Знаю. Но –
– Но?
Если он ответит неправильно, Хоро может уйти от него сразу и навсегда… так он подумал бы еще недавно.
Лоуренс взял Хоро за руку и притянул к себе.
– Ты сама разве не хочешь помочь этой упрямой девочке с таким болезненным прошлым и с такой целью, от которой она не может отступиться?
Хоро оскалила клыки. Они были очень белые.
– Если ты потерпишь неудачу, я тебя не прощу.
– Конечно, – ответил Лоуренс, легонько ткнувшись лбом в ее лоб. – Конечно.