Волчица в засаде
Шрифт:
Клиентов в этот час в парикмахерской не было. Три мастера и техничка, сгрудившись на дальнем конце комнаты вокруг тумбы трюмо, от нечего делать листали ярко иллюстрированный журнал. Коллектив парикмахерской дружно повернул к нам головы. Поскольку нашей паре мог потребоваться как дамский, так и мужской мастер, чернявая толстушка в темной униформе и белом капроновом передничке поинтересовалась:
— Кто из вас будет стричься, молодые люди?
— Никто! — я обаятельно улыбнулся чернявой, вышел на середину салона и полез во внутренний
Лица членов коллектива парикмахерской разом поскучнели.
— Опять будут средства для борьбы с тараканами предлагать, — заявила широколицая девица. — Или дрянную краску для волос.
Я невозмутимо достал из кармана открытку.
— Ну-ка, взгляните-ка сюда. — Я раскрыл открытку и шагнул в сторону женщин. — Посмотрите внимательно, девчата, не знаком ли вам кто-либо из этих парней? — произнес я, раздавая женщинам рисунки. — Возможно, один из них клиент вашего салона.
— А что они сделали? — поинтересовалась молчавшая до сих пор худая высокая женщина.
— Один из них обрюхатил вон ту молодую особу, — большим пальцем руки я указал на стоявшую позади меня художницу. — Теперь мы ищем его, чтобы взыскивать алименты.
Женщины сочувственно посмотрели мимо меня на Наташу, а я затылком почувствовал ее испепеляющий взгляд, однако Артамонова ничего не сказала. Чернявая вдруг ткнула пальцем в рисунок голубоглазого здоровяка и брякнула:
— А я была бы не против, чтобы меня вот этот красавчик обрюхатил.
Уборщица пихнула ее локтем.
— Чего ты городишь-то, Лена, опомнись!
— А что здесь такого? Я правду говорю!
Худая и высокая сказала:
— Ну хорошо, если один из них, как вы выразились, обрюхатил девушку, то при чем здесь двое других?
— А-а, — протянул я, чувствуя, как живот у меня подпрыгнул от давно сдерживаемого смеха. — Двое других его сообщники. В криминальном мире их еще подельниками называют.
Наташа наконец не выдержала. Она легонько хлопнула меня ладонью по плечу и сердито сказала:
— Да хватит врать-то! — Потом обратилась к женщинам: — Не слушайте вы его, девочки, он вам голову морочит!
— И тем не менее мы ничем не можем вам помочь, — снова за всех сказала худая.
Я сложил рисунки в открытку и сунул ее в карман.
— Ну раз не можете, и бог с вами. Но все равно, девочки, если один из этих типов появится в вашем салоне, звоните в милицию.
Мы с Наташей повернулись и направились к выходу. Когда я открывал перед Артамоновой двери, чернявая заявила:
— Но и вы, если отыщете того красавчика, пришлите его к нам. Мне нужны красивые дети.
Женщины захихикали, а я, задержавшись на пороге, грустно сказал:
— Не советую. У него плохая наследственность. Замучаетесь потом своим детям по тюрьмам передачи носить.
Смех в парикмахерской враз стих. Я вышел на улицу и прикрыл за собой двери. Наташа уже спустилась с крыльца и, глубоко засунув
— Если ты взял меня с собой, — сказала Артамонова, — в качестве объекта, на котором, рисуясь перед женщинами, собираешься и дальше оттачивать свое остроумие, то продолжать поиски похитителей можешь без меня.
— Ладно, не злись, — произнес я смиренно. — Уж дюже ты серьезная. Ну будем сейчас ходить и разыгрывать из себя важных людей. От нас же народ шарахаться начнет. А так с шутками, прибаутками, располагая к себе публику, глядишь, и отыщем тех, кто нам нужен.
В отделении связи сухопарая старуха с надменно сжатыми губами даже не взяла портреты в руки. Она мельком сквозь толстые стекла очков взглянула на разложенные мною на стойке листки бумаги и желчно сказала:
— Не знаю! — Давая понять, что разговор окончен, старуха уткнулась в квитанции.
В аптеке мужчина и женщина средних лет долго рассматривали портреты, всеми силами стараясь вспомнить парней, но и они, к нашему разочарованию, ничем помочь не сумели.
Мы с Артамоновой отправились дальше по Первомайской. Дул пронизывающий ветер, шумели деревья, в воздухе кружились листья, с запада наползала драконовская туча, и вот на асфальт стали падать первые крупные капли дождя, и дорога из серой превратилась в черную. Зонта у Наташи не было, я раскрыл свой, художница взяла меня под руку, и мы, тесно прижавшись друг к другу, скорым шагом направились к возникшему впереди универмагу.
В двухэтажном скучном здании магазина старой постройки было немноголюдно и уныло. Мы добросовестно прошли по всем секциям универмага, поговорили со всеми продавцами и продавщицами и даже кое с кем из покупателей. Относились к нам по-разному: кто-то высокомерно, кто-то насмешливо, кто-то серьезно, а кто-то не очень, но все, с кем нам довелось пообщаться, взглянув на портреты парней, говорили в один голос: нет, не знаем, не видели, не встречали.
Примерно такие же ответы мы получали и в других местах, куда с Наташей заходили по мере продвижения по Первомайской. Позвонила Вера. У нее также не было никаких известий от парней. К вечеру усталые, голодные, разуверившиеся в успехе мы остановились у большущего перекрестка. Было еще светло, но некоторые машины уже ездили с включенными габаритными огнями. Дождь все не прекращался.
— По домам? — спросил я художницу, уже ни на что не надеясь.
Прячась от дождя под зонтом, Наташа стояла так близко, что я кожей лица ощущал ее горячее дыхание.
— Но мы же еще не дошли до конца улицы, — возразила она. — Здесь пройти-то осталось пару сотен метров.
— Я не думаю, что, дойдя до конца Первомайской, мы узнаем что-то новое, — произнес я. — Либо Катя перепутала название улицы, либо тот парень снимает на Первомайской квартиру, а потому его никто здесь не знает.