Волчица. Хозяйка диких земель

Романова Ирина

Я вспомнила сон, как рву серых волков. А если это не сон? И я случайно выжила, хотя явно должна была умереть от отравленной стрелы.

– Они нас ищут, но сможем ли мы уйти? Да и куда? – я смазала рану, и замотала её тканью. Собрала грязное, и закинула в огонь.

– Ближайший замок – это жилище белых волков. Непонятно, что делают на их территории серые, это же откровенное неуважение и призыв к войне, – мужчина быстро натер кроликов специями, надел на железный прут и сунул в печь. Потом наложил себе еды из чугунка и сел есть.

– Как тебя зовут?

–

Мейе.

– Ты какой зверь? – смотрела на него, не особо понимая, как вообще можно отличить одного от другого. Серые, белые…

– Нет у меня зверя. Больше нет, – он вздохнул. – Я – из красных волков…

– Прости, я не особо все это понимаю. И ничего не помню… – мне стало неудобно.

– Ты точно – не отсюда. Вроде волчица, но странная, вернее, твой зверь не простой. А память… Кто-то сознательно тебе ее стер, чтобы ты не смога отомстить, или вспомнить, на что ты можешь претендовать.

– Откуда ты это знаешь? Почему живешь здесь? – мне стало страшно. Вроде, нашла островок безопасности, и тут опять какая-то опасность.

– Много живу… А эта полоса леса – нейтральная, между стаями. Меня не трогают, потому что я никому не нужен…

– Когда нам надо уходить? И куда… – я понимала, что против стаи волков не выстоять, и надо искать защиту там, где ее точно смогут дать.

– К белым. Самок они защищают и берегут. Серые слишком вольно себя ведут, и с чужими самками обращаются, как с добычей…

Я поежилась: в лесу, одна, с младенцем… и в средневековье, где женщину считают законной добычей.

– Уходить нужно сегодня ночью, серые все ближе и ближе к границе стай. Как бы не было беды…

Задумчиво посмотрела на огонь в печи. Попаданкам обычно везет сразу, ну, по крайней мере, в тех книгах, что я читала. Мне вроде тоже…, жива, уже повезло, на этом подарки закончились.. Значит, надо надеяться ни интуицию, и идти туда, где сулят защиту.

– Думаю, я смогу идти, – вздохнула я. – Мне бы корзинку для сына. Обувь, вроде бы, целая, – подняла с пола высохшие сапоги.

– А оборачиваться не можешь еще? – он окинул меня взглядом.

– Я даже не знаю, как это делается… – отвернулась от него. Его взгляд обжег мое оголенное плечо.

– Волчица вспомнит, когда будет нужно, – он встал, заглянул за печь, достал оттуда корзинку, уложил в неё небольшие шкурки кроликов, и поставил рядом со мной.

– Идти далеко? – я плохо себе представляла дорогу в зимнем лесу.

– До ближайшей сторожевой башни белых – всю ночь и часть утра, для меня. С тобой – не знаю, – он пожал плечами. Потом начал собирать по комнате вещи и предметы в большой заплечный мешок. – И тебе надо снять вещи, они пропахли кровью, – он снова окинул меня взглядом. – Встань!

Подхватив сына на руки, я отошла от сундука. Мейе поднял крышку и, прижав ее к стене, начал перебирать там что-то. На пол упали мягкие сапожки из кожи – уги, на крышку он повесил что-то светлое, в виде рубашки, несколько отрезов ткани, следом легли штаны и платье, белое с синей окантовкой.

– Переодевайся, потом еще раз поешь,

и будем уходить. Через час начнет садиться светило, а зимний день еще короток, – буркнул он, и вышел из дома.

Я почему-то обрадовалась смене одежды: после родов и раны, моя уже была непригодной для носки. Неприятно пахла, да и выглядела так же. Поэтому я, аккуратно уложив сына в корзинку, быстро, насколько позволяло раненное плечо, скинула с себя все. Обмотала грудь и бедра тканью, остатки намотала на ступни, вместо носков. Надела нательную рубашку, мягкие штаны, сверху – платье и пояс. Сапоги были чуть великоваты, но это только порадовало, прежние мне жали…

Все к походу, или побегу, готово. Постаралась не размышлять о том, чья эта была одежда, главное – чистая, и почти мой размер.

Мейе вернулся быстро, и я, в общем-то, уже была готова, и сейчас раскладывала по мискам остатки супа.

Мужчина достал хлеб из котомки, разломил его на две части и положил на стол. Я села на табурет и начала есть, аппетит был, конечно же, зверский, видимо, организм сейчас пытался восстановиться. Ранение и роды – дело не шуточное. На мои мысли о сыне, малыш завозился в корзинке.

Я, выловив кусок мяса из супа, разжевала его и понесла малышу. Дикая птица, даже варенная, была жесткой, и я не уверена, что малыш справится с ней. Положив на ладонь мясо, поднесла его к волчонку, он мгновенно его проглотил, и я не думаю, что он его жевал. Размяв в миске овощи и мясо, я снова вернулась к малышу. Ему надо есть, хотя бы как волчонку, как человеческое дитя я его пока накормить не могу…

Когда волчонок поел, я укутала его в шкурки, и начала сама надевать свой теплый плащ. Взяв корзинку в руки, я смотрела, как собирается Мейе, он подложил дров в печь, собрал все со стола и, закинув на спину заплечный мешок, вышел из домика.

Поспешила следом за ним, пройдя на крыльцо, и сразу выходя на тропу, что сейчас была передо мной. Мужчина шел впереди, я, как могла, шла за ним. Было тяжело, тропинка едва виднелась, и большую часть времени я пробиралась по рыхлому снегу, стараясь попадать в следы от его ног.

Ночь уже опустилась на зимний лес, и мне казалось, что из-за каждого дерева на меня смотрит волк. Прижимала корзинку к себе что есть сил, стараясь не отставать от проводника.

Меня снова начали одолевать мысли. Почему – я? Вернее, даже для начала: как вообще все это произошло? Как я здесь оказалась? Судорожно рылась в памяти, пытаясь отыскать воспоминания о том, что случилось дома.

Вот я достаю пирог из плиты, ставлю его на подоконник, чтобы остыл. Окно приоткрыто, хоть и зима, но на кухне душно. Ставлю на плиту чайник, начитаю убирать все поверхности…

Закипел чайник, заварила свежий чай, порезала уже теплый пирог…

Села за стол… и – провал, все, больше ничего не помню. Все весьма странно!

Пыталась понять, что мне вообще дальше делать. Сейчас главная задача – выбраться из леса живой, мне кажется, серые волки очень этого не хотят. Ведь сны – это, возможно, воспоминания?