Волчицы из Машкуля

Дюма Александр

— Это надо проверить, — обратился к Герену Жан Уллье, не желая вступать в разговор с Жозефом.

— Вы правы, Жан Уллье; я сам пойду на разведку, — ответил Герен.

Вандеец перешел болото и, пробираясь сквозь заросли, добрался до середины склона. Затем он лег на землю и по-пластунски пополз по камням, ужом проскальзывая в зарослях вереска с такой ловкостью, что верхушки кустов даже не колыхались.

Так он прополз две трети пути.

Когда до вершины оставалось не больше тридцати шагов, он приподнялся, нацепил шапку на ветку и потряс ею над головой.

Тотчас

же с вершины холма грянул выстрел, и шапка Герена отлетела шагов на двадцать от своего владельца.

— Он прав, — сказал Жан Уллье, услышав выстрел. — Но почему же они остановились? Проводник убит?

— Проводник не убит, — мрачно ответил Жозеф Пико.

— Так ты его видел? — спросил кто-то из крестьян, так как Жан Уллье, казалось, не собирался больше разговаривать с Пико.

— Да, — ответил шуан.

— И ты его знаешь?

— Да.

— Возможно, — негромко произнес Жан Уллье, как бы рассуждая про себя, — они не захотели продвигаться по рытвинам и колдобинам, а болотный воздух показался им вредным для здоровья. Они укрылись в скалах от наших пуль и, несомненно, не двинутся с места до рассвета.

И в самом деле, крестьяне вскоре заметили слабые огоньки на вершине холма, которые стали постепенно разгораться, пока не превратились в четыре или пять огромных костров, осветивших кровавым отблеском пламени редкий кустарник, растущий в трещинах между скалами.

— Странно, что они остановились, если их проводник еще жив, — произнес Жан Уллье. — Даже если они и изменили свои планы, им не миновать развилки Раго…

Он огляделся по сторонам и увидел, что рядом с ним присел вернувшийся из разведки Герен.

— Герен, — приказал он, — ты отправишься туда со своими людьми.

— Хорошо, — ответил ему шуан.

— Если они не остановились на привал, ты знаешь, что надо делать; напротив, если же они разбили бивак у порога Боже, ты можешь вернуться через час; пусть они греются у костра: нет необходимости их атаковать.

— Почему? — спросил Жозеф Пико.

Жан Уллье был вынужден ответить на вопрос, обращенный к нему как к командиру за разъяснением.

— Потому что убивать людей ради того, чтобы убивать, называется преступлением.

— Жан Уллье, скажите уж лучше…

— Что? — спросил старый охотник, прервав на полуслове Жозефа Пико.

— Скажите прямо: «Потому что хозяева, которым я служу, благородны: им не нужна смерть этих храбрых людей» — и тогда, Жан Уллье, вы бы не солгали.

— Кто посмел утверждать, что Жан Уллье хоть один раз в жизни сказал неправду? — спросил, нахмурившись, старый охотник.

— Я, — произнес Жозеф Пико.

Жан Уллье стиснул зубы, но сдержался; казалось, что он решил не вступать ни в дружественные, ни во враждебные отношения с бывшим каторжником.

— Я, — продолжал Жозеф Пико, — утверждаю, что вы не желаете, чтобы мы воспользовались нашей победой вовсе не из-за того, что заботитесь о сохранении нашей жизни: вы послали нас на бой с красными штанами только для того, чтобы помешать им разграбить замок Суде.

— Жозеф Пико, — возразил ровным голосом Жан Уллье, — хотя мы воюем

на одной стороне, мы идем разными дорогами и преследуем разные цели. Я всегда считал, что, невзирая на различия в убеждениях, все люди — братья, и мне не нравится, когда понапрасну проливается кровь моих братьев… Что же касается отношений с моими хозяевами, то я всегда думал, что смирение является священным долгом истинного христианина, в особенности для таких бедняков-крестьян, как вы и я. Наконец, я всегда полагал, что солдат должен беспрекословно выполнять приказы своего командира. Мне известно, что у вас совсем другие взгляды; тем хуже для вас! При других обстоятельствах я бы заставил вас раскаяться в ваших словах, которые вы только что произнесли, но сейчас я не располагаю собой… И поблагодарите за это Бога!

— Отлично, — произнес с усмешкой Жозеф Пико, — когда вы освободитесь, вам известно, где меня найти, не так ли, Жан Уллье? И вам не придется искать меня слишком долго.

И, повернувшись к другим крестьянам, он произнес:

— А теперь, если среди вас найдется хоть один, кто посчитает за глупость караулить зайца в засаде, когда можно его взять на лежке, тот пойдет со мной.

Он сделал шаг вперед, будто собираясь уйти.

Никто не двинулся с места, никто не произнес ни слова.

Не дождавшись ответа на свое предложение, Жозеф Пико, с яростью махнув рукой, скрылся в зарослях.

Жан Уллье расценил его слова как бахвальство и лишь пожал плечами.

— Вперед! Вперед! — приказал Жан Уллье, обратившись к шуанам. — К развилке Раго, и побыстрее! Идите по руслу ручья до холма Ha-Четырех-Ветрах и через четверть часа будете на месте.

— А ты, Жан Уллье? — спросил Герен.

— Я пойду в Суде; мне надо убедиться, что этот Мишель выполнил обещанное.

Небольшой отряд послушно двинулся вниз по ручью, как и приказал Жан Уллье.

Старый охотник остался в одиночестве.

В течение какого-то времени до него доносился плеск воды под ногами шуанов; вскоре этот звук слился с шумом струившегося по камням ручья; Жан Уллье повернул голову в ту сторону, где были солдаты.

Скалистая вершина, где вражеский отряд устроил привал, входила в состав гряды невысоких гор, вытянувшейся с востока на запад в сторону Суде.

На востоке она заканчивалась в двухстах шагах от места, где произошли события, о каких мы только что рассказали, полого спускаясь к ручью, по которому продвигались шуаны, чтобы обойти стоявших лагерем солдат.

В западном направлении гряда простиралась на полульё; и чем ближе она подходила к Суде, тем круче и обрывистее становилась, все выше поднималась и все меньше оставалось на ней растительности.

Наконец гряда обрывалась настоящей пропастью — она была образована огромными скалами, спускавшимися отвесно вниз и нависавшими над ручьем.

Всего один или два раза в жизни Жан Уллье решился спуститься по этой крутизне вниз, чтобы не упустить преследуемого собаками кабана.

Он сумел пробраться по петлявшей в кустарнике затерянной тропинке, шириной не больше фута (ее называли Козьей тропой).