Волчий лог
Шрифт:
— Точно, — улыбнулась я, включая радио.
Нужно было отвлечь сына от напряжения, повисшего в салоне. Ни к чему ребенку лишние загрузы.
«Между нами любовь, между нами любовь, — донеслось из динамиков. — Между нами любовь, вот такая, вот такая любовь…»
Под динамичную песню группы «Серебро» дело пошло веселей. Машина уверенно пробиралась сквозь буран, вскоре показался указатель на Брагино, и спустя двадцать минут мы уже уткнулись в заметенные сугробами ворота.
Те медленно разъехались в стороны, заставив снег осыпаться. Как же хорошо, что Стас распорядился установить новую
Охранник выглянул из сторожки, но я не стала останавливаться и сразу поехала к дому, где нас уже ждала невозмутимая баба Люба и вкусный горячий ужин.
Сон был таким реальным, что я проснулась в холодном поту и потом еще долго не могла отдышаться. Перед глазами снова стоял тот промозглый осенний день, наглое лицо ухмыляющегося Вадима, его тяжелый взгляд, злость и презрение, и где-то в самой глубине — страх. Едва заметный, подленький, трусливый.
— Ну и что? Где теперь твоя гордость? — вновь звучал в ушах ненавистный голос. — Все? Нету? А нечего было выделываться. Тоже мне, королева нашлась! Нищета деревенская. Да я таких, как ты, пачками пользовал и выкидывал. И тебя выкину. Пошла вон, шавка беспородная!
Вадим тогда говорил, а я слушала и безуспешно пыталась подняться с холодного пола. Тело болело. Болело так, как никогда в жизни, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось у меня в душе.
Ненависть. Тяжелая, страшная, нечеловеческая. Та, от которой нечем дышать и которая горит внутри едким огнем. Она единственная дает мне силы и помогает подняться. Она единственная меня поддерживает и толкает вперед, к красивому, но такому мерзкому лицу. И она же заставляет улыбаться, наблюдая, как стекают по нему капли крови из распоротой моими когтями щеки.
— Ах ты, тварь!
Удар приходится в грудь, выбивая дыхание и заставляя хватать воздух разбитыми пересохшими губами. А следующий — откидывает к стене, и на меня со всех сторон наползает спасительная темнота, отрезающая звуки мужского голоса, смех и отборный мат, перемежающий мерзкие по своему смыслу слова.
Утро принесло ясную солнечную погоду. Даже удивительно. Когда я выглянула в окно — глазам своим не поверила. От вчерашнего бурана не осталось и следа. Яркое синее небо, белоснежные сугробы, блестящие в ярких лучах сосульки.
Вчерашняя ночь казалась такой далекой, что мне и вспоминать ее не хотелось. Прошлое ушло. Оно больше никогда не вернется.
Если бы еще Стас был рядом… Странное дело: столько лет прожила одна, и ни один мужчина не был мне нужен, а тут, всего за несколько дней, так сроднилась с еще недавно чужим человеком, что уже не представляю без него своей жизни. Интересно, он чувствует так же? Или у волков по-другому?
Я разбудила Никитку, накормила его завтраком и отвезла в школу, а потом поехала в больницу. Пусть срок пока маленький, но лучше сразу Сергеичу показаться. Все равно ведь узнает, Верка не удержится, разнесет новость по всему поселку. А я так хотела подольше сохранить все в тайне от посторонних, насладиться своим состоянием, сказать мужу, подготовить сына к известию о рождении брата или
— А я тебя уже жду, — встретил меня Миллер.
Когда я вошла в его кабинет, Виктор Сергеевич оторвался от бумаг и посмотрел своим фирменным взглядом. Помню, когда Никиткой беременная ходила, я даже побаивалась старого врача, мне казалось, он вечно на что-то сердится: то результаты анализов ему не нравятся, то вес я не набираю, то еще что-нибудь. А вот когда пришло время рожать, тут-то я и поняла, что Сергеич — один из самых добрых людей, которых я когда-либо видела. Роды тяжелыми были, затяжными, он со мной двое суток рядом провел, не бросил, вытащил нас с сыном почти с того света. И потом сколько помогал.
— Слухами земля полнится? — усмехнулась я.
— Ты же знаешь, новости у нас быстро расходятся, — улыбнулся Виктор Сергеевич. — С утра вся поликлиника гудит.
Ну, Верка-зараза! Успела уже! Ее бы энергию да в мирное русло…
— Как себя чувствуешь? Хорошо? Ладно, давай я тебе направление на анализы выпишу, — посерьезнел Миллер. — А там посмотрим.
Он выдал мне необходимые бумажки, и я пошла в процедурную. Дежурила Танька Ефремова, моя бывшая одноклассница. Она быстренько взяла у меня кровь, а потом мы с ней пили чай в раздевалке и сплетничали. Вспомнили старых друзей, одноклассников и преподов, разные курьезные случаи из детства… Вот тут и выяснилось, что Орская вчера вечером обзвонила почти всех наших общих знакомых и растрезвонила новость о моей беременности.
— Инга, я вот до сих пор понять не могу, что вы с ней не поделили? — похрустывая вафлей, спросила Ефремова. — Чего она к тебе так неровно дышит?
Татьяна упустила подробности разговора с Орской, но я догадывалась, что ничего хорошего в них не было.
— Не знаю, Тань. Это у Верки нужно спрашивать.
— Спросишь у нее, как же, — фыркнула подруга и спросила: — Слушай, а муж твой уже в курсе?
— Он в отъезде. А я сама только вчера узнала.
И до сих пор поверить не могу. Прислушиваюсь к себе, пытаюсь найти какие-то признаки, но их нет. Ни слабости, ни сонливости, что так мучили меня в предыдущую беременность, ни токсикоза.
— Стас твой обрадуется, — мечтательно улыбнулась Танька.
Она подперла голову рукой и задумчиво посмотрела на меня своими большими темными глазами.
— Повезло тебе, Инга. Кто-то и одного родить не может, а у тебя уже и второй получился. Счастливая!
Да, с детьми у оборотней сложно. Слишком маленькая рождаемость. Волкам трудно найти подходящую пару, отсюда и все проблемы. Можно, конечно, и не от пары родить, но это очень редко бывает. Хотя у меня вот получилось. И у моей мамы. И у бабушки. Наверное, род у нас такой, плодовитый.
— Стас твой с ума сойдет, — добавила Ефремова. — И пара, и жена, и ребенок сразу. Повезло вам. А я вот пока так никого и не встретила. Вроде, и семью хочется, и мужиков вокруг холостых полно, а все чужие, ни к кому душа не лежит. И сердце молчит.
— Ничего, Тань, однажды и ты своего принца найдешь.
Мне хотелось как-то подбодрить Ефремову, дать ей надежду. Для женщины ведь это важно, знать, что встретится тот, единственный, любимый, и чувства будут, и жизнь расцветет другими красками.