Волчонок

Олди Генри Лайон

– Раздолбаи, подъем! Брейтесь-мойтесь-похмеляйтесь!

Система бдительно отслеживала реакции «клиента», не позволяя впасть в прострацию. Текст для побудки Глюк сочинил, больше некому. Крепко вчера задвинулись, с душой. Странно, что башка не трещит. Ну да, оп-ди-ду-да, об этом Игги уже думал: натуральные препараты. Это постал, это нас циклит. Ладушки, сам отследил, значит, все в норме, все под контролем… Лат велел: наутро быть в форме. Расслабляемся, но без фанатизма. У нас завтра сафари…

Сафари!

И не завтра, а сегодня!

Сбросив одеяло, Игги с решительностью бывалого

охотника принял сидячее положение. Покрутил головой, разминая затекшую шею; сфокусировал взгляд. Оп-ди-ду-да! – рядом безмятежно посапывала куколка Мира, радость наша. Если бы за талант сладко дрыхнуть в любом аду платили деньги, Мира ворочала бы триллионами.

– Эй, лисичка! – сунув руку под одеяло, Игги дернул подругу за пушистый хвост. – Бегом в ванную!

По телу девушки прошла волна сладкой дрожи. Демонстрируя раздражение, шевельнулись острые ушки. Мира перевернулась на живот, обеими руками обхватила подушку. Вдоль позвоночника вздыбилась полоска нежной золотистой шерсти.

– Отстань, дурак, – сонно мурлыкнула Мира.

– Вставай!

Одеяло улетело в угол. Игги замер, любуясь обнаженной Мирой. Казалось бы, тысячу раз ее видел – в бассейне, в постели, на пляже. Скоро два месяца, как они вместе. Сумасшедший срок для Игги, менявшего пусечек трижды в сутки; для Миры – еще круче.

Может, это любовь?

Игги фыркнул. Любовь! Скорее, профессиональная заноза в заднице. Желание любоваться чужим совершенным творением. Тот мастер, что проводил Мире эро-вульпинарную модификацию, определенно был гением! Элит-визажист Игги Добс знает толк в таких вещах. Он и сам гений, оп-ди-ди! И пусть Игги никогда не работал с модификациями тела – лицо, прическа, общий имидж… Плевать! Нам ли, гениям, считаться заслугами?

Один взгляд на тело Миры мог довести девственника до инсульта. Бархат кожи; шелковистая поросль на спине. Шерсть густела к ягодицам, превращаясь в роскошный мех. Из копчика рос пышный хвост. О, Мира, солнце мое, что ты вытворяла хвостом, когда была в настроении! Пламя волос; разумеется, рыжих. Мордашка человеческая, симпатичная, без лишних кукольных красот. Но разрез глаз, хитрый прищур, высокие скулы, чуть вздернутый носик, солнечная россыпь веснушек…

Лиса! Дикая лисица, оп-ди-ду-да!

Игги, сколько себя помнил, западал на модификантов. Встречался с одной киноидной сучкой, потом была фелина… Увы, первая была «заточена» под пастушьи дела, вторая – под телохранителя. Не те повадки, какие Игги Добс предпочел бы для интима. Зато Мира, лукавая хитрюга Мира…

– У нас сафари, детка! Где твои охотничьи инстинкты?!

Мира шевельнула ухом:

– Охотничьи?

С ленивой грацией она взмахнула хвостом: давай, я жду!

– Извини, не сейчас!

Игги торопливо выбрался из постели, едва не упав при этом. Углядел трусы на ручке шкафа, поспешил натянуть их на себя. Он прекрасно знал, что будет, если Мира добьется своего. До обеда они из номера не выберутся, и после обеда – не факт. Сафари накроется медным тазом. А ради чего, оп-оп-оп, Игги Добс приперся на этот долбанный Тренг?

– Вставай!

– Сафари! – вдруг плотоядно оскалилась Мира, сделавшись как никогда похожа на хищницу, и прыгнула

на Игги. Добс чудом увернулся, схватил подушку и запустил ею в шутницу. Девушка с хохотом повалилась обратно на кровать, выгнулась, словно в экстазе. Нет, Игги не поддался на провокацию. Он искал штаны и нашел. Искал рубашку и тоже нашел. Мира надула губки, но быстро передумала, смирилась и, вздохнув с воистину лисьим притворством, отправилась в ванную комнату.

– Сафари, – напевала она из-за двери, – сафари!

– Оп-ди-ду-да, – вторил Игги.

– Мы едем на сафари…

– Ду-да, да-да-да…

Одевшись, он уставился на свое отражение в «зеркальной» голосфере визаж-модуля. Первое правило Игги Добса: имидж должен соответствовать ситуации. Только придурок, не имеющий понятия о стиле, попрется на бласт-концерт, в ресторан и на стадион в едином концепте. Костюм сменит, а толку?

В обычное время растительность на лице Игги, включая брови и ресницы, отсутствовала – не вписывалась в базовые концепты. Но за день до полета на Тренг опытный Добс сменил крем-депилятор на интенсив-лосьон «Коко Труди». Сизая щетина – воплощенная мужественность, можно сказать, воинственность. Волосы взлохмачены в художественном беспорядке номер семь. Лицо после вчерашнего чуть помято – замечательно! Косметики – ноль, не тот случай… Ну, разве что носогубные складки чуть глубже обозначим. И последний штрих – по капле флюоракса в каждый глаз. Теперь мрачный лихорадочный блеск обеспечен.

Ну-ка, проверим…

Из голосферы на Добса глядел суровый оп-ди-ду-да. Он был старше Игги лет на десять, потрепан жизнью, хмур с похмелья и готов свернуть шею голыми руками любому, кто придется ему не по нраву. Ей-ей, любому, от нерасторопного официанта до десятиметрового мегалозавра! В глазах бывалого парня – рейнджера, вернувшегося из джунглей – сверкали опасные искры безумия.

– Котик, – Мира вернулась из ванной. – Где мои…

И вдруг завизжала.

II

– Ты кто? Проводник?

– Ну?

– Это ты тарарам устроил, придурок?!

Игги развернулся всем телом, так, чтобы говоривший хорошо рассмотрел тяжелую кобуру на поясе – и торчащую из нее рубчатую рукоятку «Ангстрема».

– Кажется, ты назвал кого-то придурком, сынок? Повтори-ка, я не расслышал.

И двинул челюстью, перебрасывая «черуту» из левого угла рта в правый.

– П-простите, сэр, это я не вам… Игги?!! Ты?!

– А это ты кому сейчас говоришь, сынок?

Глюк судорожно икнул, попятился, щурясь: неужели все-таки обознался? Игги не выдержал, расхохотался в голос. Следом прыснула Мира, в восторге колотя хвостом по «таблетке» антиграв-табурета.

– Купился!

– Ну ты крут, Игги! Не признал!

Хмыкнув, Игги выпустил в Глюка клуб дыма. Потертый камуфляж – специально не стал новьё брать – сидел на Добсе, как родной. Пояс-патронташ, подсумки, кобура с «Ангстремом» – имидж оп-ди-ди! Глюк в своей проклепанной куртке с черепами и гидрофобных штанах-«питонах» смотрелся на фоне приятеля жалким туристом. А люминесцентные патлы, торчавшие острыми «сосульками», и вовсе превращали Глюка в дешевого шута.