Волчья башня
Шрифт:
— Завтра будет поздно, — покачал головой рабириец. — Возможно, поздно уже теперь, но завтра — наверняка. Нужно действовать, пока никто не успел сообразить, что к чему.
— Тогда пойдем вместе, — непререкаемо заявила девушка. Хасти пожал плечами. — Только как ты собираешься искать жезл в этаком лабиринте? Да первый встречный стражник отведет нас обратно! И потом, тебе же нельзя пользоваться магией!
— Это как раз не имеет значения, — Хасти осторожно отвел в сторону искрящуюся занавесь на двери и выглянул: оба конца коридора пустовали. — Дворец настолько переполнен волшебством, что никто не обратит внимания на пару крохотных заклятий.
— Но… но… — баронетта Монброн тщетно пыталась найти убедительное возражение против опасного предприятия. — Неужели ты всерьез намерен просто войти и забрать этот жезл на глазах у хозяина? А что, если их король все время таскает драгоценность при себе?
Одноглазый остановился на пороге, и Айлэ услышала его тяжкий вздох.
— Это было бы очень плохо, — неохотно ответил он. — Тогда одному из нас пришлось бы умереть.
Ночь на 12 день месяца Таир.
Рискованное странствие по закоулкам Древесного Чертога затянулось. Порой приходилось возвращаться и искать другую дорогу, порой — выжидать в укромном уголке возможности быстро пересечь коридор или пробежать перед светящимся дверным проемом, где веселилась неведомая компания. Баронетта старалась не задумываться над участью, которая ожидает их в случае неудачи, и над тем, не придется ли хозяевам Йаули расплачиваться за проступки Недолговечных. К Ирвасту она особого сочувствия не испытывала, но будет очень досадно и неловко, если королевский гнев падет также на госпожу Медвари и воительницу Черный Шип.
Поворот, неведомо какой по счету. Ступеньки вниз, ступеньки вверх. Одноглазый шагал впереди, как долговязая гончая, взявшая след, непрерывно бормоча и без остановки чертя перед собой странную вязь магических знаков. Когда дорога повела в сторону, противоположную жилым покоям, маг недоуменно пожал плечами, но продолжал уверенно двигаться по одному ему ведомой путеводной нити.
Коридор постепенно становился все ниже, и вскоре даже невысокой Айлэ пришлось идти пригнувшись. Наконец они уткнулись в дверцу — настоящую, из цельной дубовой доски, отполированной и пересеченной надраенными медными полосами. Хасти толкнул створку кончиками пальцев — та с готовностью и совершенно беззвучно отодвинулась в сторону, позволив людям выйти на маленькую галерею, зависшую вдоль стены просторного зала с высокими сводчатыми потолками, теряющимися в полумраке. Здесь имелся ряд окон — длинные и узкие, забранные яркими витражами, из-за льющегося в них лунного света они походили на драгоценные камни.
Перегнувшись через перила, незваные гости огляделись. Огромный ковер, в тусклом свете кажущийся почти черным, выстроившиеся полукруглыми рядами кресла и возвышение в три ступеньки у дальней стены — все говорило за то, что их угораздило пробраться в какое-то помещение для собраний. Может, в местный тронный зал, как нерешительно предположила девица Монброн. Но ведь
— Хасти… — начала было Айлэ. И испуганно зажала себе рот ладонью.
— Асти… асти… асти… — гулко раскатилось под сводами. Одноглазый выругался шепотом.
— Чего тебе?
— Мы пришли? — таким же шепотом вопросила баронетта. С того самого момента, как они вдвоем покинули отведенную им келью, она ни на миг не прекращала следить за концентрацией магической Силы. В этом огромном гулком зале, который Айлэ для себя уже окрестила «тронным», потоки Силы стали настолько мощными, что девушке пришлось снять заклятие «Третьего Глаза» — водовороты жемчужно-белого мерцания вызывали головокружение. — То, что ты искал — здесь?
— Да, — ответил маг, вытягивая руку. С высоты галерейки, где они стояли, в дальнем конце зала виднелось нечто, закрепленное на стене. Сполохи чистого, спокойного неяркого света, видимые простым глазом без всяких заклятий, исходили от тонкого жезла длиной в локоть, покоившегося на специальной подставке в виде черного с серебром щита-домблона. То усиливаясь, то ослабевая, они освещали высокую спинку причудливого деревянного трона, над которым висел щит. Голос рабирийца сделался отстраненным. — Камень Света. Оставайся здесь, Айлэ. Я возьму его. Сам.
Он стал спускаться по лесенке, поскрипывавшей при каждом шаге.
Девушка послушно замерла. Внизу одноглазый, преодолев последнюю скрипучую ступеньку, шагнул на ковер и остановился, словно бы в нерешительности. Жезл, сияющий, желанный и прекрасный, висел прямо перед ним в двадцати шагах — только руку протянуть. Рабириец двинулся между рядами пустых кресел через зал, не сводя взгляда с того, что он назвал Камнем Света, неторопливо, размеренным торжественным шагом, на ходу протягивая руку.
Все получалось слишком легко. Слишком.
Что-то было не так. Что-то кралось в темноте тронного зала.
После памятной ночи в Рабирах Айлэ лишилась тульских когтей и клыков, но сохранила отличное ночное зрение и теперь присмотрелась внимательнее. Теперь она ясно видела, что ковер на полу не черный, а темно-алый, с неизбежным растительным узором, на сей раз золотым. И еще она заметила, как шевельнулись створки одной из широких двойных дверей, ведущих в зал.
Она хотела крикнуть, предупредить, но тут в зале вспыхнул свет.
Баронетта Монброн на мгновение зажмурилась, а когда вновь открыла слезящиеся глаза, тронный зал был полон мечниками в легких алых латах, блестящих, как свежая кровь. Не меньше трех десятков их выстроилось вдоль стен, еще дюжина окружили «телохранителя Хасти» кольцом, и их клинки были направлены на рабирийца. Кто-то, показавшийся знакомым, стоял на возвышении у трона, держа в руке золотой жезл. Баронетта услышала смех, звучавший искренне и даже добродушно, и узнала юношеский голос, от которого мороз прошел по коже: