Волчья хватка. Волчья хватка?2 (сборник)
Шрифт:
– Это тебе за твое доброе сердце, – сказал он.
– Костями не отдаришься! – засмеялась она, принимая рогну. – Теперь научи, как ее доставать оттуда.
– Это уже совсем просто. – Ражный отщипнул от полена тонкую лучину. – Но скажи… Зачем тебе этот неловленый допинг? Ты же сейчас не занимаешься биатлоном?
– Не занимаюсь, – вдруг грустно проговорила она, и во взоре ее снова возникла пристальность волчицы. – Но и куковать в Вещерском лесу мне скучно…
– Тогда зачем? Рогна – сплошные мужские гормоны, а у тебя такое
– Узнал?
– Не сразу, но узнал…
– Теперь уходи. – Она высвободилась. – Благодарствую за науку.
– Видно, и впрямь нет теперь сказочных кукушек, – весело вздохнул Ражный. – Нынешние рогной питаются!
Ловчий род Матеры можно было узнать и по низкому, властному голосу.
– Иди своим путем, воин!
Он присел у огня, пошевелил головни.
– Не затем я ходил твоим следом, чтоб потом идти своим путем.
– Не говори мне этих слов! – прервала она. – Не хочу слушать!
– Почему?
Кукушка примолкла на минуту.
– В Сиром Урочище араксов охватывает тоска, – проговорила она жестковато, но уже без прежнего металла в голосе. – И от этого вы воспринимаете мир в иных красках. Вам кажется, он ярче, сочнее, ароматнее. Вы как раненые в госпитале – всякая сестричка нравится.
– Как зовут тебя, дева?
Уйдя из мира на Вещеру, кукушки добровольно жертвовали своим именем, как и все сирые.
Она не захотела назваться, а значит, не думала покидать эти леса.
– Ступай, пока не стемнело, – проговорила дева, опустив взгляд.
– А я отдариться хотел с лихвой. – Ражный снял и положил к ее ногам тулуп и сверху – топор. – Коли ступать велено – пойду.
Затем сел, снял сапоги, переступил босым через огонь и ушел без оглядки.
…А дома его ждал незваный гость – невысокий, с мощной сухой жилой человек лет за шестьдесят. Полуголый от жары, он по-хозяйски сидел на лежанке и читал толстую книгу в старом кожаном переплете. То ли из-за этого странного для Вещеры занятия, то ли из-за окладистой седой бороды и свешенных на конец носа очков, этот книгочей был похож на ученого мужа начала прошлого века.
Две свечи, зажженные перед ним, затрепетали от ворвавшегося холодного ветра.
Даже не взглянув на дверь, он дочитал страницу и лишь после этого спросил, с участливым любопытством рассматривая Ражного:
– Чей такой будешь, отрок?
Столь кротким и одновременно высокомерным обращением он напоминал именитого аракса, но странного, и уж точно не был ни каликом, ни странствующим иноком, забредшим в леса. И на послушника, прошедшего Судную Рощу, не походил: возле двери висели его добротная бобровая шуба, рысья шапка, а волчьи унты сушились у трубы.
Барин какой-то…
Ражный молча затушил одну свечу: недопустимое расточительство жечь сразу две…
– А ты бы прежде сам назвался, – сказал он сдержанно, – коль пришел в мой дом.
– Так
Сквозь мягкую, профессорскую манеру поведения и даже некое сопереживание проглядывала скрытая сила, выдававшая его принадлежность к воинству.
– А сказали, ты, как инок, в тулупе ходишь, – продолжал он стелить мягко, пряча в бороде надменную усмешку. – Сказали, степенный, миролюбивый… Тебя что, раздели и разули, брат?
Вообще за это его следовало бы выставить на мороз, не глядя на почитаемый возраст и правила гостеприимства, однако в последний миг Ражный сдержался, ощутив, как оцепенела душа.
Началось послушание! Бренка все-таки прислал ему напарника, коего теперь следует называть «брат». И подселил, выбрав самое неподходящее время! Только уж очень скоро, месяца не прошло. Да видно, некогда старцу положенный срок выжидать, нагрузка велика, вот и сводят послушников по сокращенной программе…
Ражный знал, что когда-нибудь это случится, но ждал какого-нибудь буйствующего аракса, наподобие Нирвы. И уж никак не думал, что явится вот такой мутный, мягко стелющий барин в маске мудреца-ученого.
И теперь придется делиться с этим братом не только куском хлеба…
Если с первой минуты затеять с ним свару, то грызть и рвать друг друга придется уже через час – жизнь начнется та, которую обещал калик: двум медведям в одной берлоге не улежать…
– Я-то Ражный. – Он присел на корточки возле зева горящей печи. – У тебя-то есть имя?
– А ты и вправду смиренный, – заключил гость и сдернул с борова черную кожаную рубаху. – Прости, брат, очень уж жарко у тебя в хоромах. Позволил себе растелешиться… Я Драч. Слышал, наверное?
– Банкир, что ли?
Тот не спеша обрядился в кожу, подпоясался куском шелкового шнурка с кисточками.
– Не станем вспоминать, кем мы были. Не для того свели нас под один кров.
Если верить калику, этот вольный аракс заработал большие деньги и мог бы плюнуть на воинство, оставшись в миру. Однако он повиновался суду Ослаба, и уже за это его можно было уважать.
– Тебя-то что на Вещеру занесло? – уклоняясь от жара, спросил Ражный. – Совесть заела?
Драч потянулся, поскрипел своей роскошной рубахой.
– Давай приступим, что нам время терять? Показывай, что умеешь. Про какой-то раж толкуют… Это что? А еще, говорят, ты какую-то хватку придумал, по три шкуры дерешь с араксов.
– Какой валютой отплатишь за науку, банкир?
Драч скромно рассмеялся, принес чурку и поставил возле Ражного:
– Садись, брат, грей ноги.
– Благодарствую, – усмехнулся Ражный и сел. – А ты еще и заботливый…
Удовлетворенный Драч присел на корточках рядом:
– Какой валютой?.. Скажу тебе, торг здесь неуместен. Да я и гол как сокол… Впрочем, могу научить деньги делать. Из воздуха.